У нас были названия на английском и русском. Но не было на украинском... Квента содержит много символизма и мозголомских объяснений которые связывают все события. Необходимо думать - если произошло это, это было сделано из-за %something-something%. Иллюстрировал: Crusader Alexandr/ Вообще квента планировалась на ВЛ беженца. Как оказалось - ВЛ есть, но персонаж в любом случае без квенты будет восприниматься не должным образом. Твое имя - Э-х... Сегодня вот что-то целый день о пятой станции вспоминаю, - сказал, мешая лапшу быстрого приготовления в алюминиевой миске, человек в толстовке и дробовиком за спиной. - Да брось ты, пожалуй просто бабу подклеил себе там, вот ты и вспоминаешь ее до сих пор, - мгновенно отозвался мужик в старой кепке и гражданке. - А вообще, что думаешь о наших? Как тебе Тысяча семидесятая? - Мне всегда Семисотая нравилась, - стеснительно признался Восьмой, тихий и миловидный мужчина в годах. - Сам понимаю, что не будет детей и всего такого... Но порой же хочется отвлечься от всей пурги этой монотонной! Эти суровые рейды, вылазки... Задолбило! - А чего это пурга монотонная? Вот вчера Хан сейфу сеириокю удумали установить термит на стенах Альянса! И ты думаешь, что? Ничего! Вообще не сработал! - Десятый, без ужина останешься! Сидевший особняком высокий, тощий боец неторопливо поднялся со стула и сухим взглядом осмотрел окружающих. Взял свою порцию еды, наложив из кастрюли с картошкой пару ложек, и вернулся - поближе к свече у стола, подальше от людей. - Он всегда такой? - легкий, словно свистящим шепотом спросил толстяк в курточке. Его взгляд устремлялся на спину поедавшего сухое пюре Десятого. - Вчера пришел, - также тихо ответил Восьмой. - Ничего не сказал, от него так воняло, что пиздец просто. Мы ему одежду другую подогнали, а старую попытались выстирать. А она вся в кровище, да еще и таблетки внутри. Его, вроде Пятьдесят седьмой куда-то отправлял. Я не знаю чем его парни занимаются. - Не человек точняк. - вставил сидящий рядом со светильником инсургент. - Ты его лицо видел? Вроде хилый, тощий, а как услышишь от других, что он марш-бросок от "Диш'н бир" до Победной устроил, так и глаза на лоб закатываются. - А мне не знаю... Жалко его. Говорят, он клинером работать пошел, а потом всю ночь отпахивал. Вот без настроения, - пожал плечами Одиннадцатый. - Что вам надо от него? Он хороший, просто не выспался. Это если у девушки характер как у суки, тогда ховайся. Таких даже под два литра не возьмешь в жену! - А жируха из соседнего села сойдет? - И где ты у нас млять нашел жирух? - Да пошли все нахер ваши девки! То либо про жирух, то либо про плоскодонок каких-то! - Пятый, не трогай плоскодонок, - предупредил Восьмой. - И Семисотая - херня, и Тысяча семидесятая - дерьмо, - грубый низкий голос легко произнес эти слова. От неожиданности Пятый поперхнулся подготовленными ему словами и уставился на тощего Десятого. Затихнув, ожидая продолжения. Он так и сидел к ним спиной, продолжая смотреть на свечку которая покачивалась на ветру. - У Тысяча семисотой характер как у сучки, волосы сука вихрем каким-то, и постоянно подьебывает. То-то дело Десятитысячная. Она хоть хер не прострелит. Немного промолчав, Десятый осмелился отставить тарелку куда подальше и бросил: - Я на шестую станцию. Кто-то желает идти со мной? Голос доносившийся до массы стремительно получил ответ. - Да. Давай я с тобой, почему-бы и нет, - сказал Пятый. Одиннадцатый вскочив удовлетворительно кивнул. Толстяк Восьмой поднялся и махнув рукой продолжил поедать холодную лапшу. - Удафи ребят. Скачущие одна на другую мысли в голове Десятого не прекращались, хотя после психостимулятора он сам начал скакать. Но лишь медленно, словно амеба перемещаясь он не выговаривал ни слова. - Десятый, что ты там делал у свечи? - Письмо... Писал, - от продолжительного молчания голосовые связки Десятого было затруднительно выговаривать речь, и голос с хрипом придавал словам грубый тон. В кабинет командира станции Десятый вошел без стука, холодным взглядом он провожал рассыпавшихся караульных и закинув руки в худу смотрел. Навстречу поднялись из-за стола Пятьсот девяносто первый и Шестисотый - усталые, угрюмые, растерянные. Пятый встав у входа раскрыл глаза и изумленно наблюдал за происходящим. Десятый стащил угольный капюшон и взлохмаченные дубовые волосы упали ему на глаза и уши, проведя рукой по челке он показал свои утомленные, бездонные, впалые серые глаза с темными мешками. Свет старой люстры освещал белоснежное лицо на котором виднелось несколько розовых оттенков кожи, видимо неудавшийся загар. Уголок губ слегка приподнялся и было видно, как узкая щель напоминавшая рот озарилась улыбкой ехидны. Пятый не встречал Десятого ранее нигде. Его улыбка казалась чем-то странным. Словно несущая стена дома. Правда это никого вовсе не смущает и никто не возражает, ведь его движения со стороны энергичные, уверенные. Кинув взор на него создается иллюзия бодрости и молодости. Только парень скрывает в карманах худу дрожащие руки - действие мет амфетамина. Бетонный стук сердцебиения уже не отвлекает от работы. Он уже трое суток не спит. От слова совсем. То сбегать партию наркотиков спрятать, трупы убрать, какие-то сранные переговоры и шпионаж. Убивать Десятый не имел ни малейшего желания. Слишком грязно. - Товарищ Шестисотый, у меня посылка на... - Четырнадцатую станцию, угадал? - Вздохнув спросил он. - Давай сюда... - Вытянув дрожащей рукой конверт, Десятый шлепнул его об исцарапанный стол. Сжимающие флакон с первитином руки в стерильных перчатках вернулись. Дышать трудно, словно при вдохе все вылетает наружу. Частое сердцебиение, энергия переполняющая тело, все это превращалось в кошмар из-за которого ноги Десятого судорожно хотели скакать. Давящая тишина заполнила комнату. Обугленные стены сжимались и норовили раздавить содержимое, превратив все в коробочку с мясом. - Завтра собираемся. Предупреди на блокпосту остальных, хорошо? - Шестисотый смотря серьезным лицом немного поморщил свои брови и улыбнувшись засмеялся про себя. - Да, конечно, - ответил ему Десятый. Подобное удивило Пятого, всегда угрюмый в одиночестве, на людях он казался озарял все светом. Когда они вместе покинули здание, фонари опорного пункта светились предрассветной серостью. Окоченевшие руки плохо слушались. Десятого вконец достал этот мужчина. Сначала гоняет его за случайными идиотами, а теперь заграбастать к себе в подчиненные желает. В далекой глубинке промчался поезд, и под ногами легонько задрожала земля. В отдалении завывали старые сирены. Ссутуленные плечи мгновенно зашевелились, а капюшон обтянул голову. Угольная тень на обшарпанном бетоне показалась перед ним. - Обратно? - Нет. Сначала пожрать заглянем. *** Десятый встретился с Семисотой на входе в импровизированную кухню с табличкой с витиеватой надписью "РЕСТОРАН KITCHO" Девушка хромала. - Мне сказали, если я пну что-нибудь, нога отвалиться. - Не повезло, что на твоем месте Тысяча семидесятая не оказалась, - сказал Десятый. - Проблемой было бы меньше... - Ой, не приставай к ней и поделом. - Это кто еще кого домогается. Десятый передал Семисотой чистую бумажную салфетку в которую аккуратно завернули пластиковые столовые приборы. - Кстати, что завтра будет то... Рука девушки дернула капюшон вниз. - Ты что-то болтливый сегодня. Фыркнув, Десятый начал уплетать холодный удон перец которого нежно щекотал язычок. - Что-то серьезное? - Больно ты догадливый и любопытный. *** Каждый задавался вопросом. “Что остается после мертвецов?” Что останется после всех нас? Надгробия проседают, покрываются многолетним мхом. Надписи стираются, превращаясь в остатки былой памяти. В конце концов, могилы перерываются. Старики хоронят молодых, отцы - детей. И вся эта братская могила забывается, покрываясь толстым смогом времени. С той же мимолетной легкостью, с которой мы отпускаем образ прадеда или школьного знакомого кто-либо однажды пустит и нас. В абсолютное, бесконечное небытие. Кто-то может и помнить, хранить угасшие воспоминания о человеческом обличи мертвеца - но и они скоро усохнут. Фотографии? Кто во время тотальной антиутопии способен позволить себе подобную роскошь? Ранее, в конце семейного фотоальбома имелись вкладки для старых, коричневых фотокарточек. На выцветших фотографиях с трудом можно было различить ушедших. Они были посмертными масками, снятыми с пленки опытным фотографом словно хирургом. И снимки эти - тлеют лишь немногим медленнее тел, которые разлагаются в деревянных гробах под слоем сырой земли. Даже если мы будем помнить их подвиги, имена их забыты в разбитых часах. И лишь некоторые помнят свои имена. Но не каждый его отважиться назвать. Ведь легче жить без имени, чем стать изгоем навсегда. Что же останется после нас? Дети? Поле подавления... Мертвые тела врагов? Сгниешь в канаве... Письма? Да... Письма. Хранящиеся в картотеках разума, и на бумаге. С отпечатком слезы своего единственного друга. Десятый прикоснулся худощавым пальцем к пламени свечи. Пустующая комната покрылась в сладкий полумрак. Обреченный на свою ближайшую смерть, он рассуждал, что все в скором времени умрут. Он снова взялся за ручку. “Альфред. Я рад общаться с тобой. Радиосигналы снова не доходят до вашей станции. Все ли хорошо у Вас? Я отсылаю тебе гостинец - шоколадное печенье. Прошу не обращать внимания на то, что оно успело превратиться в каменную глыбу. Оно весьма приятное на вкус. Я очень волнуюсь за тебя. Каждый день я стараюсь не думать о том, что происходило вчера и будет завтра. Но я боюсь. Надеюсь, что мы еще увидимся. Прошу, не забывай своего имени. Кевин.” Кевин похоже, не умел ни плакать, ни смеяться, а может, у него не оставалось просто сил ни для одного, ни для другого. Он застыл, глядя на плывущие в розовой вечерней дымке лучи солнца, пробивающиеся сквозь плотное стекло над кроватями. Пот струился по рёбрам, волоскам на спине, и облысевшей руке с выжженной, единственной надписью - 3013-10. Откуда она, кто и зачем ее поставил - было неясно. Различные медицинские препараты на столе играли зайчиками, попадая в стеклянные глаза. Траурный мячик легонько катился по полу. Дувший ветер хлопнул дверью. А? Рука выдернула письмо, и поднявшийся ветер закрыл дверь в уборную. Клеймо на перекиси водорода по всей видимости было нещадно стерто. Вот, что бывает если неправильной стороной его держать и лить. Большая часть химикатов имела такую же проблему на бутылках, и лишь Кевин знал, что являет собою тот крайний флакон справа. Отец который оставил своему сыну библиотеку наполненную медицинской литературой понадеялся на своего отпрыска. Чего может добиться шестилетнее дитя? Что может сделать это маленькое существо самолично? Все. И больше ничего. Среди добытых книг, которые Кевин успел пролистать прежде чем продать их за еду и токены, ему особенно запомнился старый травматологический справочник. Иллюстрации в нем были весьма условными: помутневшие от времени фотографии травм пациентов и карандашные зарисовки. Но во всех остальных добытых из старого отцовского дома книг картинок не имелось вообще, эта у Кевина была самая любимая. И читая справочник, Кевин понимал, что он как все эти травмы. Он сам травма. Большая и необъятная. Не способная причинить вреда, живущая лишь из-за других. Паразит, пожирающий эмоции и нуждающийся лишь в наркотиках. Монотонно воющий сквозняк свистел в уши. Не дававшие покоя шаги за стеной отдалялись. Глубокая, каменная тишина поглотила все. Вязкая словно деготь, и черная как чернила темного пера. - Десятый, ты снова пишешь любимой? Дрожащие руки мгновенно зашевелились еще сильнее. Стук сердцебиения ранее еле слышимый пронизывал сознание словно взрывы динамита. Подкошенные, оцепеневшие ноги не двигались с места, а уставшие глаза смотрели куда-то вниз, вдаль. - Слушай... А можешь, и меня туда тоже записать? - Слишком... Необоснованно... - Каждый умрет. Вопрос времени. Не хотелось бы умереть так и не оставив следа. Лицо Семисотой мгновенно покосилось от взгляда Кевина. Эта девушка - была весьма дружелюбной. От ее волос пахло приятным вишневым ароматом. Подобная вещь - роскошь. Едва ли сохранились шампуни имеющие подобный сильный запах. Его нежный тон доносился до забитых ноздрей и мгновенно просачивался сквозь туннели организма, словно поезд в метрополитене, добираясь до легких. И так хотелось сохранить этот запах в себе... Но это наверное, последний вдох столь прелестного воздуха. - Мозг... Еще какое-то время живет. Пока... Есть кислород. - Лучше перестраховаться, ведь верно? Давай я запишу... - Нет, я лучше сам. Думаю... Так будет нам обоим спокойней. - Дурак... Только Кевин понимал - что умереть, он ей никогда не даст. Ведь единственное, на что он способен - смывать кровь со стен, причинять людям боль иглами, спасать этих же людей... И он спасет ее. Заберет с пучин ада и агоний, оставив глубокие шрамы и выкинув с лазарета крикнув - Следующий! *** Мрачные дома зияли черными дырами. Присев у заросших плесенью и мхом стен полуразрушенных домов, сияющая телекоммуникационная башня скрипела и завывала. Стоны металла разносились по округе привлекая вниманию буквально “мертвецов”. Кевину было любопытно, когда эти места покинула жизнь? Когда колыбель цивилизации - человечество, прогнулось под мощью внеземной империи и жалко пало на колени, нет... Воткнулось в сырую, пустую землю! По дороге, на чистой, прекрасной улице покрытой конвульсиями неона шагали чистые, опрятные люди. Их высокие походки отбрасывали тень от ламп. Блестящие окна отсвечивали их фигуры, по трассе двигались машины. Не те развалюхи, что готовы запуститься лишь по волшебному прикосновению, а настоящие... Рев и гул моторов разносился по улицам ночного Токио. Небо не было таким пустым, не покрывалось толстым слоем свинцовых туч - по нему парили огромные корабли, которые бороздили небо - словно океан. Оставляли белый как мел след. Радовали маленьких детей - ведь им не приходилось прятаться от них под шквалом пуль. Не приходилось бояться каждого шороха. Что же мы натворили... И шел дождь. Казалось - вода просто падает с неба. Что с того? Но ощущения - совершенно иные. Тонкая прослойка между внешней средой и внутренним мясом не обжигалась, и красные пятна не всплывали. Дождь не только смывал копоть, грязь и кровь - на это были способны простые, горячие струи душевой кабинки. Но небесная вода, дарила людям надежду. Она очищала людей изнутри, стирала горечь с сердца, очищала сознание. Кевин увидел едва уцелевший госпиталь. Он так поверил в этот мир... Под воздействием его детских заклинаний все ожило, заиграло и вправду начало проявляться перед ним. Вот он уже слышал легкий свист самолета в небесах, и веселое щебетание толпы, гул тепленького дождя, и цилиндрические постукивания поршней. Он вспомнил слова Семисотой. Что-то больно кольнуло в груди... Кевин вскочил и побежал по середине трассы, наперекор людям, огибая машины, прорываясь сквозь тяжелые, летние капли дождя. Отец был прав: только ты сможешь видеть мир каким он есть. Здесь было очень хорошо, поразительно прекрасно. Необходимо было лишь оттереть всю пыль прошлого, начать жить по-новому, искоренить плесень временем и посеять цвета вечности, семена жизни. Волшебство иссякло. Вся картина которая пестрила красками - была выведена тоннами ******а. Картина казавшаяся такой яркой, такой настоящей всего мгновение назад... Усохшие и разбомбленные пустые высотки, растрескавшаяся кожа дорог, высокий и тонкий бурьян прорывался сквозь бетон бордюров. Дикая непроглядная чаща поглощала остатки свободного места, перекрывала собой свет, жадно поглощая его. Длинные лозы стелились по заплетенным узорам госпиталя. И это все ушло за секунду. Все, что осталось от сказочного мира который захватил пластик... Погода установилась отличная. Не дождливая. И Кевину даже не хотелось поплакаться. Белый шум неба; огромные столбы электропередач мелькали, словно по экрану кино. Кевин смотрел в бескрайнюю пустоту, чтобы глаза всевидящие, презренные, не цеплялись за него. И не думал ни о чем, и ничем не пахнул. Небо над неоновыми конвульсиями Сагамихары приобрело сероватый оттенок. Тяжелый воздух пронизывали маленькие, словно шарики пенопласта частички; нужно было ходить в марлевых повязках, тщетно пытаясь не вдыхать ужасный запах и пыль. Свист который доносился изнутри монотонно усиливался. Ему казалось, что сейчас он впадет в сон и сможет окунуться в это кровавое озеро. Будет трупом плавающим наверху и который вскоре утонет, как и все остальные. И умрет он неизвестным, не оставив после себя ничего. Не создав надежд и мечтаний. Не создав, воспоминаний о счастливой жизни. Разбитые ступени ласково встретили его, распахнутые двери открывали прекрасный вид. Кевин, потрясенный обстановкой, стоял и пытался понять, вбить себе в голову чертов гвоздь, где заканчивается безумие, а где реальность. Где граница сущего. Словно чайник его сознание кипятилось. Он остался предоставлен самому себе. Включив освещение, яркая лампа зажглась, еще несколько секунд мерцая. Кевин остался предоставлен самому себе. Около входа тек темный ручеек. Его передернуло и он промолчал. Но кулаки сжались сами собой. Его шаги по битому стеклу с треском и эхом разносились по огромной системе лабиринта госпиталя. Пахло холодным металлом. Лед приятно холодил спину. Пот струился по ребрам и волоскам на спине. Щелчок выключателя. Напоминавший о чем-то грустном желтоватый кафель, невыносимо ужасные трупы обросшие желтым гноем и застывшей кровью. Жирные крысы, словно ночные вампиры попрятались в свои норы. Остатки съеденной плоти стелились по полу. Чудовищное, невообразимое зловоние, въедается в одежду и застаивается в легких. Пропитывающее глазные яблоки и втирается под кожу. Начинаешь думать, словно вся эта вонь стала частью твоей природы и будет с тобой вечно. Преследуя как сталкер тебя она будет сопровождать все оставшиеся страдания тебя. Ему казалось, что уже не трупы бедняг истощают гниль, а он сам. Не из его ли внутренностей берется ужасающий запах который прокапывается сквозь нитки одежды и сантиметры тела? Скрытые дымчатым стеклом глаза мгновенно наполнились смыслом после слов в голове - Не сейчас, так никогда. *** Целью визита Кевина в госпиталь - являлось сбор уцелевших медикаментов и патруль. Да, совершенно одинокий. Слова Шестисотого были ярко и четко слышны - Или ты, или никто. Почему Кевин должен был идти один? Конспирация? Сверх Секретность? Нет... Они хотят убить его? Выпотрошить кишки после чего использовать как биомусор? Держа руки в карманах, причем в одной руке он сжимал пистолет, а в другой - флакон с психостимуляторами, Кевин аккуратно пробрался в комнату отдыха. До заката оставался еще добрый час времени. Его ноги лавировали среди волн камешков, потревожив которые можно навести на себя беду. Выстрел из нарезного оружия был совсем близко. Его звук распространился по всему госпиталю и было явно понятно - калибр не меньше пятого. Что же это... *** Тяжело двигаясь по пропитанному кровью полу, волоча за собой мешок костей набитый мясом, он старался не думать о произошедшем. Еще свежая гильза словно кролик скакала и ярко звенела. Привкус горячего металла вперемешку с алой кровью и спертое дыхание. Полный спирта и смерти воздух. Дышать было настолько тяжело, что легкие не пропускали воздуха. Боль в горле никак не утихала. Но останавливаться нельзя. Можно. Нужно. Нужно идти. Нужно волочить ногу, опираясь о разбитый калашников сорок седьмой версии. Нужно идти сквозь кушетки и столы, огибая тучных крыс и гниющие тела. Нужно. Падая на скрипящий стул, он с грохотом осознал, что жить ему осталось не долго. Едва работающий автомат полетел вбок, его цевье было повреждено прямым ударом... Совсем близко, вот-вот... Дрожащая рука начала инстинктивно шариться по карманам пытаясь нащупать ее в темноте... Блеск солнечных лучей пробивается сквозь серебристые облака и доноситься прямиком в комнату. Хватает. Тяжелый кашель сопровождаемый постоянными прочерками ручки. Чернила бросаются на руку оставляя смазанный угольный след. Словно метка смерти. Синхронная канонада из стонов выживших медленно угасает - “Мой друг, как ты? Я очень переживаю за тебя. Надеюсь, что с тобой все хорошо. Уж это было-бы куда лучше, чем то, что твориться здесь и сейчас. Дни летят один за другим, неделя за неделей, месяц за месяцем, и твои письма позволяют мне оставаться на плаву в этом бездонном океане крови. Я очень надеюсь, что в этот раз письмо дойдет до тебя. В прошлый, оно пропало. Мне не хватает счастья описать то, что вся эта бойня обошла тебя стороной. Лишь это дает мне сил продолжать жить. Надеюсь, что эта скотобойня закончиться и мы встретимся... Твой... " - Последнее слово было едва различимо и залито темной кровью, медленно стекающей с лица. Строки превращались в реки бурой, вязкой жидкости. Хотелось лишь забыться. Остановиться. Прекратить... Да чего уж, закончить весь хаос поглотивший окрестности. Одинокая свеча стоявшая на столе несколько померкла. Треск стекла прервал гробовую тишину комнаты. Близко. Щелчок предохранителя. Целиться. Замирает. Хлопок... Тонкие реки крови растекаются от аккуратной округлой раны. Свинцовые снаряды влетели в спину и застряли в легких и сердце. Автоматический пистолет испускал дымок, распластавшееся тело, перед смертью ударившееся головой о пол и оставив рисунок крови на нем. Беглый взгляд осмотрел тяжело раненого мертвеца. Раздробленные кости, перевязанная нога, не раз зашитая форма и дырявый бронежилет, прожженные штаны и автомат калашникова со стертыми засечками на прикладе. Пшеничные волосы медленно падают вниз, а кровь сочиться из них словно венок лозы впивается прямо в голову. Пустые глаза убийцы замечают окровавленное письмо залитое кровью. Просыпающийся интерес берет верх. Медленно, крадучись словно кот, берет в руки... Слезы стекают по его щекам с первых-же слов. Таких близких... Таких теперь прошлых. Пистолет лечит прочь к разбитому оружию противника. Аккуратно поднимая мертвое, бездыханное тело он старается сдержать слезы, но соленые струйки не перестают течь из его глаз. Усаживаясь ноющей спиной к стене, он продолжает держать мокрое письмо. Утыкается носом в его когда-то мягкие, нежные волосы, и кричит, кричит громко, натянуто и с истинной болью. Прижимает к себе, он тихо шепчет в мертвое ухо. - Мой друг...Альфред... Послесловие автора: Квента заняла весьма много времени. Чуть больше чем я ожидал. Еще необходимо закончить несколько иллюстраций: [0/1] Улыбка ехидны Кевина. [0/1] Семисотая говорит - Дурак... [1/1] Мертвый Альфред. Все равно рисовать не представляется возможным. Графический планшет есть, но драйвера послетали. Не обращайте внимания на три пункта выше. БОНУС [0.3/1] Журнал пляжных девочек. Планируется выход к концу лета. Будет и ГО, и повстанцы и все-все-все. ВНИМАНИЕ СПОЙЛЕРЫ И РАЗБОР СЮЖЕТАВначале нам показывают главного героя (Десятого или как его называет друг, и он сам - Кевина). Мы видим его в плачевном состоянии после того как он убирал трупы (клинер от англ. Cleaner - уборщик.) так-же нам становиться известно, что он наркоман: Становиться известно, что Кевин работает на некого Пятьдесят седьмого. Позже он заходит в кабинет начальника. Видно, как он устал. Можно четко понять - он подыгрывает. Кевин из кожи вон лезет, что бы выдавить подобие улыбки. Вдобавок это улыбка ехидны. Еще можно олицетворять ее как "насмешку". Нам становиться известно, что Шестисотый ставит целью получить себе в подчинение Кевина. И добился он этого? Да. Мы видим, что он отправился в госпиталь после указа Шестисотого. Неужели он смог это сделать? Тогда это сказал-бы ему Пятьдесят седьмой... Но это сделал Шестисотый. Становиться известно - Кевин в ладах с Семисотой. По всей видимости, они близкие знакомые или товарищи. Так-же становиться известно, что она получила ранение ноги. По-этому она не умрет в конце. Мысли Кевина о смерти и о воспоминаниях - показывают плачевную ситуацию, он скорее всего уже знает, что будет. 3013-10 Я забыт в сердцах, как мертвый; я — как сосуд разбитый, - Псалтирь, псалом 30, 13 строка, 10 букв. Становиться известно - Кевин любит читать. В особенности мед. литературу. У его отца ранее была обширная библиотека. Почему умер отец? Как? Я не стал раскрывать и оставить все это для дальнейшего RP. Однако из-за смерти он и стал употреблять первитин. Мы можем созерцать разрушенный район Токио. Жалкое зрелище. Однако благодаря наркотикам и своей детской фантазии - Кевин видит прекрасный город. Даже после войны, прошлое остается жить в наших сердцах. Кевин пристреливает Альфреда - своего друга по переписке. Объясняю. Изначально было сказано - что все имена были запрещены и забыты. Им на смену пришли НОМЕРА. Однако Кевин с этим был не согласен. Он нашел собеседника и переписывался ведь по радио он не мог. Почему-же? Я говорил ранее в квенте - люди которые используют имена - изгои. Их недолюбливают. Он передает письма через Шестисотого. Шестисотый их проверяет и удостоверяется в этом, и хочет убить главного героя, что бы никто более не мог использовать имен и не имел личности. По этой же причине он не позволяет Кевину пользоваться радио. Шестисотый посылает его на смерть в госпиталь. Происходит сговор. Шестисотый и глава четырнадцатой станции решают их убить и похоронить всю тайну. Кевин задерживается, а Альфред - как инсургнет и по-всей видимости профессиональный боец - расправляется с обидчиками, хотя от части это заслуга некротиков. Их план удается частично. Альфред умирает - Кевин поддался искушению и впервые убил человека. Мотив его был простой - он убьет меня. Но смерть принесла лишь еще больше горя. Аллегория на Первого Спасителя рода людского. Без этой улыбки он ничтожество. Что учит нас - Убийство - грех. Квента говорит о грехопадении героя. Изначально он был не сахар, но в конце - змей искушает бедного жителя эдемских кущ. Также я старался показать, что люди ненавидят инакомыслящих. Они словно дети - убирают любого из своей игры, кто не соглашается с их правилами. Надеюсь, что я описал весь сюжет. Я мог что-либо забыть, а значит могу и дополнить. Скачки во времени не специально. Уверен Вам было бы не интересно читать рутину повседневную. Они отмечены *** https://steamcommunity.com/id/Undefined_1-st/ SteamID: STEAM_0:1:127926888
Критериев касательно того, обязана квента иметь целью получение WL - не имеется. Да, большинство игроков ставит такие цели. Я нуждаюсь лишь в самом персонаже как в герое. Квента? Квента. Публикуется в разделе квент.
У "золотого" человека проблемы с пониманием написаного текста? Я привел аргумент про твои слова "мол ВЛ есть, а я хочу чтобы мне выдали персонажа с лутом." Квенту принять(если примут) - так примут, но выдавать тебе "предметы" никто не будет. Ты не первый кто упоминал про шмот своему персонажу, да и далеко не последний. Если у тебя есть хоть какое-либо количество самоуважения - не отвечай вовсе(ведь ты только потратишь свое время). Ответа ты больше не получишь.
*скандалы,расследования,интриги - СРИ* Я бы стал долго разбираться, запинаться, чото говорить. Но квента дальше архива не уйдет. Написано нормально, но шрифт дерьмо, мне так не нравится. И да, если в квенте есть пояснения и показы на отсылки - то значит, что кое-кто не обозначил что-то с толком.
Публика просто не додумается до того, что 1330:10 - библейская отсылка, а например все крутиться вокруг имен. У нас увы не гении.
