Вечнолающий Хаски.

Спойлер: Краткая информация.

Привет, друзья. Решил таки запостить квенту на рейдера Хаски. Манера повествования достаточно специфична, но я прошу вас лишь строгой критики, даже не смотря на то что это первая моя квента. Больше плюсов и минусов, пожеланий и того подобное.

Объем: 9700+ слов, 55900+ символов (исключая пробелы).

Пуля-дура.


​

…тишина. Непривычная многим тишина вновь опустилась на помещение. Несколько мгновений назад здесь свистели пули, вопили чьи-то голоса, барахтались чьи-то тела. Свинцовая смерть нашла своих получателей, пополнив душами Ад.

Усталые, карие глаза устремились в потолок. Вялое тело оккупировало достаточно места, не жалея себя, покуда остальные новообращенные мертвяки окрашивали старый пол своей алой кровью. Бесшумно подбираясь к Дмитрию, она словно желала отравить его разум своей красотой, своей теплотой. Небольшая толпа из трех фигур, окутанных в легкое снаряжение, лежала на полу. Они стали последней добычей молодого преступника и убийцы, раба странного Крота. Кто это был? Неведомо. Наверное, те заслужили кару, коль томятся здесь, покинув этот мир.

Щелчок. Характерный звук перебирания кассетой разбил ту блаженную тишину, пока в баре не заиграли дивные слова, до боли знакомые Калашникову. Вещал его отец да рассказывал вполне, казалось, очевидные слова для многих, но юнцу это стало толчком.

- Димка. Ди-имка!

На фоне записи слышался приятный детский смех. Тот словно приближался, пока бар не разразился следующими словами:

- Наконец-то! Я тебя так жда-ал! Пошли, мама приготовила нам поесть!

Отец молвился характерным родным смехом. Он не спешил брести за своим сыном, лишь остановив чадо от спешного ухода на кухню.

- Погоди… Я должен сказать тебе кое-что. Вероятно, совсем скоро я пойду далеко и надолго. Настолько, что вряд ли вы меня увидите. Мне тяжело это осознавать, но я буду корить себя, если не скажу тебе этого. Димка… Никогда не останавливайся. Постоянно иди к своей мечте, к своей цели, не взирая ни на какие проблемы! Помни: не бывает безвыходных ситуаций. И иди к цели, во что бы то ни было. Я очень надеюсь на тебя.

Уши окунулись в симфонию звуков: отец поцеловал ребенка, который, кажется, еще не понимал того, что станет с его отцом. Запись внезапно прерывается, прощаясь с Дмитрием шипением. К чему это было? Почему эта кассета вновь заиграла, возвращая убийцу в свои мысли? Потому что это и стало причиной. Причиной всего, что происходит в бытии мужчины. Разве тот остановится перед мечтой мести за свои унижения, жертвуя всем, в том числе и здоровьем, отдавая себя на растерзание жестокому белоглазому кроту? Нет.

Уста медленно раскрылись, как тут же расшептались будто на ухо кому-то:

- Однофамильцем окрасив весь дом, я умоюсь красными гильзами, отведав на завтрак покой…

Очи снова окунулись в пустоту. Эти слова поставили печать на цели, попутно поставив новую – жить собачьей жизнью. Веки устало упадут на яблока, покрывая мир пеленой.

Космолет.
​

Мерзкий треск лампы, казалось, сейчас начнет проедать всем мозги. Вокруг витало спокойствие, которое так и бурлило улететь отсюда прочь, оставив вместо себя хаос. Календарь, что еле-еле качнулся от образовавшегося ветерка, созданного прошедшим человеком, показывал достаточно старую дату – 1996 год, май. Это была старая, затхлая двухкомнатная советская квартирка. На стене, что красили, вероятно, еще при Сталине вырисовывалась плесень. Неприятный запах сырости разносился по всем закоулкам сего местечка, проникая словно в саму черепушку, извращая ее своими качествами. Деревянное окно было прикрыто шторками, пока посередине красовался стол. Стол, бедно накрытый какой-то едой и несколькими бутылками водки да остального алкоголя. Подле красовалось два стула, на которых улегся неплохой гроб.

В деревянном отеле без крышки отдыхал автор кассеты. Отец маленького Дмитрия, который закрытыми глазами глядел в потолок, пока руки отдыхали меж самой деревянной кроватью и телом. Окутанным в ухоженный серый костюм тот был. В нескольких метрах, где находился стол, по кругу выстроились родственники, ближайшие друзья покойника, который отправился то ли в Ад, то ли в Рай. Как Господь пожелает. Все они сводили головы вниз, как и бедный малыш. Он еще не понимал всей трагедии, но это явно отпечатается у него в разуме.

Надоевшую тишину разрушил один из друзей Ивана – отца Дмитрия. Отодвинув стул с характерным скрипом, он поднялся на ноги, держа ладонями стопочку с алкоголем.

- Выпьем за покой Ваньки… Земля ему пухом.

Имя Ивана было для парня невероятно близким, ведь тот приходился ему папой. Перед глазами возникала его фигура. Любящим будучи, он постоянно заботился про Калашникова Младшего. Никогда не позволял себе в алкогольной агонии крикнуть на него, ударить, прогнать. Нет. Он всегда прижмет его к себе, уткнется устами в лоб и слабо отметит свою любовь. Казалось, что его дитя было всем смыслом его жизни: никогда не жаль было денег на развлечения, на какие-то сладости, игрушки. Тот словно выступал щитом от злой, ненавистной матери. Быть может, это и было основной причиной бытовых ссор, где Алла извечно издевалась над юношей, выплескивая свою злость, гнильцу, пока папаша хоть как-то старался защитить? Вероятнее, что да. Может, про него кто-то мог и иной сказать, но у стоящего только одни были воспоминания – приятные, не перебивающиеся чем-то плохим.

И, казалось, это стало толчком для обсуждения. Акт принятия алкоголя раз за разом сменял такой же, украшаясь диалогами. В комнате бурлили разговоры, которые паренек еще не понимал. Смерть, смерть, извращение, измена, бандиты, преступность… Что это все? Что это? Почему оно находилось на экране обсуждения? Малышу было все равно. Его бренные ноги потянули тело к месту покоя, когда малыш покинул застолье. Карие очи потомка Калашникова поглядели прямо на закрытые серые веки без эмоционального лица, пока руки аккуратно упали на гроб. Все разговоры выстроились фоном, пока в голове все перевернулось верх-дном. За что убили его отца? Почему? Неужели он был настолько плохим? Дитя в непонимании наблюдает за мертвецом, думая о том, что не настолько ублюдком он был, что даже милиция отказалась расследовать дело. А может и не в характере его дело, а в чем-то ином? Вероятно, что да.

Тихим, детским шепотом стал молвить наблюдатель, пока на фоне все забили на сынка Ванюшки, гогоча на таком печальном событии. Словно для кого-то это было праздником!

- П-пап… Почему ты уш-шел? Я тебя ждал! Очень ждал! А ты все уходил и уходил… Не предупреж-ждал, не говорил! Только обещал мне, что с-скоро будешь… Но приход-дил усталым и побитым. Говорил, что это неважно. Неважно, пап! Почему н-не говорил мне, а уходил?!

Слезы наворачивались на белых, маленьких очах рассказчика. Утирая запястьем свое правое око, малыш продолжил бубнеть. Сам для себя, не для иных:

- Т-тогда… Я ждал тебя. Сказал, что мы пойдем играть в приставку, которую ты нашел для меня. Ждал! Я очень тебя ждал, н-но… Тебя уб-били… И убили ни за что! Ты в-ведь не провинился перед т-тем дядькой страшным, а он… Он выстрелил. А дяди в погонах не хотят! Не хотят помогать нам! Почему?! За что нам это, п-пап?!

Эмоции выплескивались наружу ручьем. Руки сжимали новенький гроб, пока замыленные слезами очи упали на рану. Ранка в сердце отца, прикрытая серым костюмом. Убитый авторитетом, да отказанный для расследования. Деньги. Снова деньги и связи. Было вполне очевидно, что милиция этих времен не возьмет такой риск. Тех, кто попытался накрыть это все – находили где-то в глубинке с окрашенной кровью мордой.

Фоновый писк внезапно разорвался чьим-то грубым криком, а также последующим крепким ударом по столу. Слово за словечком стал разгораться огонь. Голова пацаненка обернулась, замечая драку двух мужчин. Снова началось. Началось то, что мальчик ненавидел – драка в доме. Это не первый случай, ибо ранее батька приходил пьяным. Крик, скандал, синяк. Это все не оказывалось в углу, а вырисовывалось перед глазами ребенка. Это портило впечатление от отца, но ведь тот был единственным, кто любил малыша. Мать? А что мать? Она относилась к Димке так, словно он – тварь, не заслужившая ничего, кроме боли и ненависти.

Страх снова стал переполнять паренька. В спешке "отпустив" гроб, его малое тельце побежало прочь из старой кухоньки, прячась у себя в комнатушке. Комнатка, украшенная множественными символами космонавтики – карта зведного неба, шлем космонавта, портреты Гагарина. Глобус с деревянным космолетом всегда находились на низеньком столике. Хлопок двери снова ввел Дмитрия в транс. Крики и звуки драки словно таскали мальчика, заставляя его прятаться, щурится в страхе.

Легкий свист ветра оттолкнул окно, что слабо ударилось о угол стены. Всплеск эмоций. Маленькие руки малого взялись за игрушечный, белый шлем космонавта, пряча голову в нем. Взяв рюкзачок, что словно жадал сего момента – Дмитрий подступил к окну. Встав на подоконник, глаза упали вниз. Высота. Невероятная высота для космонавтика. Оставался только один шаг, чтобы взлететь с этой Земли. С Земли, что дает только страдания! Только… Страх. Страх высоты, непонимания заставил Дмитрия ступить назад. Заливаясь слезами, руки сбрасывают головной убор, пока морда зарылась в холодной подушке кровати. Очередной день, что оборвался очередными страданиями. И ведь только “мечта – таблетка, когда жизнь – спазм”, которую Димка не смог принять.

Бэнг-бэнг.


​

Родная детская койка пустовала. Уже как полгода Дмитрий, дождавшись совершеннолетия, покинул родительское гнездо. Жить с ненавистью бок-о-бок не представлялось возможным. Это была борьба, но не физическая. Моральная, и будто дрался парень с монстром. Его злость запрыгивала на голову, поедая ее изнутри. Грустный Нижневартовск снова потерял своего ребенка. В очередной раз, в очередной день, пока грозная Москва тянула свои теневые руки, после взявшись за глотку бритого. Писк в ушах словно отогнал эту крысу, даруя новый путь в туннеле темноты.

Северное Медведково, казалось, единственное место, что могло удовлетворить запросы очередного эмигранта. Словно под копирку оказалась новая квартирка. Щелчок замка двери со скрипом запустил нового хозяина. Серая, угрюмая. Она словно мертвой была. Потрепанная временем однушка стала пристанищем пса, окутавшегося в одеяло с дрожанием на устах. Денег на большее не было, да и зачем ему роскошь, если добивался юнец одного – покоя? Тишина, спокойствие. Вечность накрывала своими объятиями, не давая вырваться из хвата.

За пределами крупных городов бушевало неизвестное. Будто в изоляции Москва находилась. Будто? Нет, так и было воистину. Неведомые штормы, сияния в небесах подталкивали людей на действия. Мир изменялся не по годам, а по часам, секундам. Жизнь продолжалась, как и рутинное бытие Калашникова. Стук обуви прерывался сотней таких же, голосами, криками. Это был спуск в обыкновенное, невероятно огромное метро. Завод ожидал своего малыша, плеткой стегая за каждую игрушку. Ветер, ударив в лицо, показал стоящим вагоны старого метро. Мгновение невесомости… Снова свист. Двери, открывшись, дали дорогу многим бежавшим от своей, а может и по направлению к ней, судьбы. Бренное тело завалилось на пустующее сиденье, руками умывая морду.

Карие глаза рыскали. Плавали, бегали по камере метро. Снова пустота. Никого интересного, да только внешне все пытались отойти друг от друга. Внутри это был один разум – скукота. Все люди были как один. Пустышки, что имели только красивую оболочку с правом изменять ее. Но где начинка? Где она? На теле. Очи остановили погоню на даме, дрожащей от неизвестности. Она сидела совсем недалеко от Дмитрия, пряча лицо в полу. Очами насилуя личность, разум Калашникова стал думать. Думать о том, что начинка у нее есть. Начинка, спрятанная за одеждой и толщей медных проводков. Что-то, казалось, щелкало в голове, давая сигнал. Это выступило той точкой, что и нужна была одиночке.

- Ты сидишь, разрезав задницей кровоток в зарослях проводов…

Шепот бродил только в голове, наворачивая надоевшие круги. Вторая *****ская окончилась победой России, только горцы не привыкли сдавать позиции. Теракты, набеги, перестрелки. Это остановилось с новой катастрофой? Нет. Только закусилось зародившейся силой, бросая начиненных в кучу пустяков. Как так выходит – пустой снаружи, но целый внутри готов убивать пустых внутри, но целых снаружи. Это так… Похоже. Может, смертница была сестрой Дмитрия?

Уста невольно дернулись, но не в крике, а только в попытках что-то сделать. Затягивая холодный воздух сквозь щель, уши свистели в попытках спрятаться от надоевшего, мерзкого гула.

- Через секунду станция – вагон фыркнет, его вырвет, и кто-то вынырнет, но ты останься… Ты внутри так поразительно бедна, но только там, под оболочкой – так поразительно видна система.

Еле слышимым неприятным гласом оборвал свою покорную тишину. Сидящий рядом даже не услыхав, в спешке бросая свое местечко. Дверки разорвались по сторонам под натиском бегущих за рутиной. И среди бегущих дева, пустая снаружи. Не сегодня.

И снова двести двадцать раз по двести двадцать вольт. Сердце стало колотить по непонятным причинам. Почему? Что произошло? Снова та девушка. Решившаяся на свое деяние, окутанная в еще более крупную одежду. Словно… Тот же день недели, что происходил всего позавчера. Только иные пустые оболочки, разные места и время. Вся ситуация казалось полностью идентичной. Состав метро набирал обороты, пока смертница неуверенно перебирала пальцы. Как в прошлый раз. Но как будет сегодня? Таки подарит она настоящий мир пустышкам или трусливо сбежит, как и прошлый раз?

В этот раз очи не только Дмитрия ползать-рыскать принялись по телу. Сосед, дальний, иная пустышка… Толпа сверлила раз за разом очами морду. Шепотом обсуждая подобную сиутацию, многие при открытии снова взяли вещи в руки, сбегая прочь. И ушло очень много…

- Глаза их – десятки булавок – буквально буравят. Бывает. Смотри, как их распирает, столько новых и старых суетливых типо-ов и взбалмошных бикс… Вагон фыркнет, его вырвет, но ты останься.

Словно подстрекая ее на финал бытия, органы зрения Калашникова засверкали. Чудо. Неужто сегодня он услышит про потерю пустоты? Услышит, но не увидит. Нужная станция проникала в голову, принуждая сорваться со своего нагретого места. Снова свист. Последний взгляд соприкоснулся с путем очей смертницы. Зрительный контакт, оборванный еле видной улыбкой уходящего, с характерным жестом активации кнопки.

Платформа вскоре очистилась от поезда, пока бренные ноги стали тянуть ввысь, на призрачную свободу.

- Бэнг-бэнг, фитнес-маньяки; бэнг-бэнг, лидеры мнений ебучие; бэнг-бэнг, бесконечная тусовка; рэп-пер Х-х-х…

Уста снова вкусили слова, прожевывая их и не давая вырваться. Ненависть к окружающим лишь воспитывалась с самого рождения, детства. Крики, драки, алкоголь… Все. Это и вышло двигателем будущего. Страшного, неизвестного будущего!

Несколько часов разорвались автобусом, трамваем и иными средствами перемещения. Сгорбленная тушка шаркала к месту своего пребывания – Тушинский машиностроительный завод. Огромный, древний комплекс советских времен, дарующий возможность к жизни в трудном городке. Скрип деревянных дверей, шуршание одежды… Рабочая смена началась со звона характерной сирены. Радио мигом перебило будущую тишину. Песня замыкала песню, пока в одно мгновенье не разорвалось то криком:

- Срочные новости. Только что пришла свежая информация. Веря источнику, только что в одном из вагонов нашего метро послышался взрыв. Правоохранительные органы склоняются к мысли об очередной смертнице. Количество погибших устанавливается, а входы в метро перекрываются. Следующая информация будет предоставлена позже.

Снова музыка. Напуганные глаза рабочих стали ходить друг на друга, разговорами разрывая цепь производства, работы. И только стоящий Калашников, перебирая детали, жалеет о своем приходе на работу. Как маленькое дитя, тот желал остаться в вагоне, но тело решило иначе.​

Иуда.


​

Третий месяц с того дня, с того момента, когда по Москве прогремел взрыв, а радио разорвалось мерзкой шипящей новостью о смертнице в метро. Всего пару дней столица бурно обсуждала подобную ситуацию, а по прошествию этого периода – провода затерялись меж домами и сигналящими машинами. Всем стало плевать: казалось, похожие новости уже становились каким-то обычаем, не фиксировалось какой-то редкости, уникальности. Всем плевать на десятки погибших и сотен раненых из-за таких деньков. Москва не жалела своих детей, отдавая тех на растерзание кавказским *****ам.

На часах пробил где-то одиннадцатый час. Мерзкая кукушка снова выпрыгнула из своего логова, ху-хукая на всю комнату. Отзвонив свои дарованные пару мгновений, тварь завернула обратно в свой дом, куда и упряталась на очередной час, через который и зазвонит. Старый диван каждый раз скрипел и прогибался, когда на том ворочилось тело. Ворчун лишь молчал, наслаждаясь этим приторным запахом плесени, что в два пальца расходилась по ванной, коя соседствовала со спальной комнатой. В такое время, на удивление, окно не разрывалось от вечных криков и сигналов со стороны улиц, потому и размышления для лежащего ничем не прерывались.

На столу лежало немного денег. Это не был тот день, когда выдавали зарплату. Его уволили. Уволили, ибо руки его двигались медленно, ноги его бродили по полу медленно. Зачем он там? Пускай гниет у себя дома.

- Мне не хватит.

Внезапно забубнил своим усталым голосом эмигрант. Умывая свою морду зачуханными руками, тот поднялся со скрипучего диванчика, размышляя. Томным вздохом обозначив конец размышлений, пальцы потянулись к Б/Ушному кнопочному телефончику. Перебирая контакты с характерным звуком нажатия клавиш, владелец аппарата что-то искал. Окошко остановилось на следующем контакте – “Влад Работа”.

- Выручай, Влад.

Шепот разошелся по тихому помещению. Динамик телефона снова разогрелся гудками, тут же примкнув к уху сидящего. Несколько секунд ожиданий, как из того донеслись слова:

- О-о-о, Димка, привет! Слушай, как я давно не слышал тебя. В честь чего позвонить решил?

Приятный, звонкий и довольный голос – так можно описать Влада, если судить только из его фразы. Затянув одну-две секунды, а для Дмитрия - словно вечность, звонящий забубнел:

- Привет, Влад. Не от доброй жизни. Мне работа нужна… С завода уволили. Помоги, а.

Будто умоляя кого-то, безработный стал выслушивать предложение своего хорошего друга. Продавец наркотиков. Кому-то подобная “профессия” выносила мозги: хорошие деньги, но взамен возрастали риски. Быть пойманным на таком деле означало попасть на очень долгое время в места не столь отдаленные, где явно таким рады не будут. Хотя кто знает – может, в тюрьме не так, как в мире? Разговор не был долгим, потому вскоре нажатие кнопки поставило четкую точку в разговоре.

- Наркотики.

Вокруг окинув все взглядом, Калашников поднялся с кровати и пошел на свой небольшой балкончик. Силой выталкивая дверь, безработный начал глядеть. Глядеть на шумящую Москву, которая никак не пыталась уснуть ни на мгновенье. Но… Это слово ассоциировалось с красотой, непревзойденностью. Что же сейчас? Старое советское наследие, которое зачахло в попытках произвести что-то лучшее. Теперь же оно падает, тонет в руках времени и безжалостности.

Наркотики не были для парня чем-то грешным. Нет, лишь наоборот: запретные вещества словно открывали мир для пустых. Такие люди, что не имели характера и не представляли из себя ничего, могли окутать себя настоящим блаженством. Открыть свой разум, свой мозг для изучения мира, получая возможность превратить себя из пустышки в настоящую, полноценную личность. Обрести что-то невообразимое, что-то уникальное. Именно такие вещи могли сделать из бездны человека. Наркотики – стимул для открытия для мира, для развития личности своей.

Прошло всего несколько дней, как Дмитрий во всю разгонялся на своей работе. День за днем все пролетало словно по маслу: появлялись первые, нормальные деньги, наслаждение от работы и понимая того факта, что его руки делают приятно иным, открывают силой черепушку для новых мыслей. И когда парень ожидал возле старого, зачуханного подъезда, что так мерзил своими ненавистными красками, запахами и всякой рекламой – вновь заскрипела дверь. В помещение вошел заядлый наркоман. Такие слова мог сказать каждый: исхудалый, горбатый и обдертый. Его очи метались от одной точки к иной, пока дрожащие ладошки потянулись к карману. Сопя, паренек вытянул парочку мятых купюр в несколько тысяч рублей. Одной протягивая, второй тот ожидал подарка.

Невыспанный Калашников утер свой нос рукавом новой курточки, затягивая остатки соплей внутрь себя. Пора года подходила к зиме, посему не было странным такое. Карие глаза мельком посмотрели на лицо покупателя. Эти усталые глаза, седая щетина и трясущаяся челюсть. Это все было результатом его работы как наркоторговца. Но он не жалел. Нет, он был рад подобному. Даже претенденты на человека должны отсеиваться, и он, вероятно, не может открыть свой мозг, дабы понять новый мир, новые понятия. Нет. Он просто угасится в ноль, вероятно, сдохнув от передоза. Но не плевать ли ненавистному? Плевать.

- На.

Единственное, что проговорил бывший работник завода. Небольшой, замотанный изолентой пакетик с характерным звучком упал на ладонь зависимого, пока шуршащие деньги спрятались в кармане куртки.

Это место уже истощилось по своим “претендентам”. Облизав протёсанные зубы, да напоследок вдохнув запах плесени, ставший приятным для обывателя этого места, Димка направился прочь. Ноги несли его обратно домой – в трех кварталах отсюда. И лишь шум, да гам из-за спины не дал открыть родную дверь.

- Лежать! Милиция!

Тут же мозг осенило – заядлый наркоша сдался небольшому патрулю из ментов, который будто охотился за Димой. Его тело снова закряхтело, падая мордой в болото после недавнего дождя. Новый, шипящий глас разорвался будто снарядом в разуме торговца:

- Слушай так… У тебя есть два варианта. Либо двадцатку, либо… На десятку.

Сотруднику органов даже не стоило пояснять свои слова – все стало на свои места и предельно ясно. Перед глазами промелькнула какая-то тень, пока дрожащие от холода уста молвили:

- У м-меня нету… Таких денег.

Агрессия вырывалась сквозь зубы сотрудника. Сопровождая свои деяния характерными ненавистными криками, голова преступника окуталась ударами. Тело стонало от боли, от наносящихся ударов ногами, дубинками и прочими вещами, что только могли даровать страдания. Черная пелена снова упала на глаза, закрывая этот день с отрицательной отметкой. Сон.

Моя родина - моя любовь.​

​

Звон в ушах, казалось, ни на секунду не покидал юного наркоторговца. Тело стало стонать своими истекающими ранами и гематомами, пока глаза устраивали круговерть по круговерти мира. Будто разрываясь, тело берегло себя худыми, трясущимися руками, защищая от вреда, от боли.

Скрюченное тельце валялось на полу автозака, что на всех парах гнал к какому-то не столь далекому месту. Подлетая на ямках, автомобиль одарял лежащего беднягу очередным, но уже столь привычным ударом по хранилищу ума. Кажется, Дмитрий и не чувствовал ничего вовсе. Или же нет?

В мозгах, будто под влиянием какой-то марки, ползали всякие мысли. Память перебирала нужные фрагменты, выбрасывая лишнее за борт. Только одно запечатлелось настолько, что выбросить это нельзя было:

- Приговор вынесен. Приговариваемый отправляется в колонию на срок десять лет по статье 228.1.

Ничего более. Вся жизнь словно оборвалась на этих словах. Нож всадили прямо в сердце, вырезая на его плоти улыбку с монеткой.

- Заползай давай, идиот.

Такие подлые, неприятные слова вырвались из уст работника колонии. Тело снова закатилось в очередное помещение, которое мигом разразилось восхитительными возгласами обитателей. Лишь подымая свои красные глаза, что окрасились из-за лопнувших капилляр, Калашников оглядел своих сотрапезников, своих будущих друзей. Или, может, не друзей вовсе.

Троица осужденных отличалась друг от друга: худой и высокий, плотненький и среднего роста, да и-и… Нет, не толстый коротыш. Это был обыкновенной структуры мужик. Саша, Павел и Максим. Первая двоица была хорошей парой – постоянно друг другу помогали, о чем-то выручали и-и… Постоянно издевались над новеньким.

Грязная вилка ерзала по засохшему туалету, будто убирая тот от всяких человеческих остатков. Над ушами расходился гордый, высокомерный гогот Александра и Павла. Стоя на карачках, Дмитрий аккуратно поднял голову. Этого не стоило делать. Нога первого арестанта тут же со всей силой и скоростью впилась в бок Калашникова. Пошел второй, третий. Череп встретился с кулаком и ногой, пока вскоре не пришло время встречи с металлической палкой. Снова темнота, как морда окунулась в столь грязное, мерзкое место, как унитаз. И очередной довольный смех. Кровь растекалась по всей морде, пока сил даже подняться не было. Нет, нельзя задохнуться в унитазе. Это же смерть с невероятным позором.

- Эу. Димка, жив? Нук, ща помогу.

Это был блаженный голос Максима. Этот мужик не принимал участия в избиениях Дмитрия, в постоянных издевках. Иногда он игнорировал такое, но, когда ситуация доходила до конца – он помогал. Как сейчас.

Спасительный хват впился в подмышки Калашникова, силой заставляя вкусить приятное ощущение сломанного ребра. Очевидно, никто даже не пытался помочь ему. Лекари этой колонии сквозь пальцы смотрели на выходки авторитетных человечков, что пытались развлечь себя в столь дивном месте. Ох уж этот мир коррупции и влияния. Будто все завязано только на них.

Долгая полевая реабилитация постоянно прерывалась издевками той двойки. Страх людей стал всплывать перед глазами. Моментами шуганье даже от Максима, да тем более от иных обитателей этой крысиной норы. Замкнутые уста не давали вырваться чему-то, все томя в себе. Словно маринует он что-то. Быть может, не все так просто? Ненависть подталкивала к действиям. Нужно показать настоящую справедливость. Провести тот настоящий суд, который не удосужился разобраться со всеми грехами. Так чего тянуть дольше? Почему не решить все сейчас?

Долгие собирания каких-то конфет, сигарет и остальных ценностей колонии помогли Дмитрию обрести тот самый инструмент мира и покоя – небольшой металлический стержень, что дальше половины выковывался в заточенное, крепкое лезвие. Это была заточка, которая поможет человечку с формальном пальто судьи.

Звон одного из “колоколов” давал конец рабочему времени. Многие осужденные бросили такие неприятные дела. Стирка подождет, конечно, как и Дмитрий. Он томился, ожидал! Ждал этого момента столько времени, что, казалось, можно с ума сойти! И вот он долгожданный момент. Он один, как дверь прачечной со скрипом размахнулась, гупая по стене с характерным звоном и эхом.

- Туалетный монстр! Шуруй ко мне, батька смеяться хочет!

Ехидным смешком оборвав свою фразу, Павел ожидал. Дмитрий не намеревался даже подходить к тому, отрываться от телеги с бельем. Это накаляло нервы маньяка, который стал лопотать ногами к Калашникову. Три метра, два, один… Половина. Крепкая рука взялась за плечо, силой разворачивая худого наркоторговца.

- Оглох?!

Слово, что успело вырваться из его дрянных уст, пока их не окропила кровь. Глаза парня на несколько мгновений покрылась пеленой. Внутри ехидно гоготал какой-то голосок. Изнутри будто царапая, неведомый принуждал действовать. Словно он сам взял орудие казни, проводя справедливый суд. Словно крот, что сквозь мясные лабиринты прорывал свои пути, свои лабиринты к такому сладкому уму мужичка. Рука парня стала махать по шее, по сердцу. Заточка сбагривалась красной жидкостью, которая так стремилась покинуть это нудное, надоевшее мертвое туловище. По руке стекая, в локте оно падало на низ, на кафель.

- Ч-че-е…

Хрипом заканчивая свое бытие, Пашка с гулом развалился на полу. Трясущиеся руки бросили металлический инструмент на пол, пока сам Калашников скатился вниз по телеге. Подвернув ноги, да обняв коленки, тот решил размышлять. Ему было страшно, но он не жалел. Не жалел ни капли из всего, что воротилось в голове. Таких мразей нужно резать. Убивать. Это не те, кого заслуживает этот мир. Но что же это было? Что же это пинало внутри, словно ниточками дергая ручонку с орудием. Эта странная пелена… Пища. Пища для ума, в котором приживался крот.

Резко сорвавшись в размышления, ноги волочили на скорости за собой. Дверь из этого помещения была так близко, но каждый шаг словно отдалял на два. Этот побег в бесконечность. Словно во сне, когда мир окрашивался темными красками, а та дверь становилось светом в туннеле. Паника стала выплескиваться наружу. Крик, слезы, сопли. Что же произошло? Когда этот чертов огонек?

В реальности все оказалось проще. Охрана колонии через пол минуты вторглась в помещение. Пытки, пытки и снова пытки. Словно Дима обратился грушей для избиения, для издевательств. Все они знали про действия дохлого уже Паши и Саши. Но зачем их убирать, если можно утолить свою жажду ненависти?

Изнасилование дубинкой представилось очередным толчком к ненависти человечества. Страх и паника возникала с ничего, стоило лишь кому-то явиться перед томными, усталыми глазами. Сотрудники отрывались на все сто, пока худое тело терпело. Люди. Убегать от них, либо убивать. Одно из двух, и большего не дано.


- Десять лет сверху. Уберите его отсюда.

Эти слова выступили точкой в конце судьбы. Столько, вкупе с прошлым приговором, Димка не выдержал бы. Он здесь сгинул. И сгинет.

Одиночная камера - новый дом для Калашникова. Кому-то подобное наказание обрывало столь долгие связи с остальными, но для осуждаемого это спасение. Настоящим спасением из рук тех террористов, тех мразей, что издевались. Именно они воспитали в парне настоящую панику, страх людей.

Это было небольшое помещение, где-то три на два и снова на три. Старые синие стены явно жаждали новой порции краски, пока под прошлой активно расходилась плесень в два слоя. Единственное окошко так и не было застеклено – только решетка из арматуры. Хорошим освещением здесь и не пахло – единственная советская лампочка, свисающая на единственном проводке. Включали ее всего на несколько часов вечером и выключали ровно на сутки, до такого же периода. Кровать-раскладушка с испачканным матрасом и, о чудо, неплохим шерстяным покрывалом. Рядом стояла тумба с облезлой белой краской, ровно, как и небольшой стульчик.

Это место представилось пристанищем того, кто провел свой суд. Справедливый. Его не оценили, так можно ли назвать современное правосудие правдивым?

Саша, который остался один из той парочки психов, явно не желал отпускать свою жертву без наказания в свою угоду. Дождавшись очередной тишины, когда время трапезы только прошло – его ловкие словечки ласково уложились на уши охранников, закрывая их очи на будущее. Дима не знал. Не подготовился к тому, что челюсть его отойдет в сторону. Тело снова сопело, стонало от той ненавистной боли. Кровь начала идти сквозь нос и старые ранки. Он не останавливался, как делал раньше. Он шел к своей цели – показать кто есть кто, пока левое ухо снова не покрасило себя кровью. Дима не мог проверить что там, пока покрытые туманом глаза заметили в руках усмехающегося идиота свое ухо. Отсеченное лезвием ухо. Крики и вопли страдающего, казалось, слышала вся колония, но всем было все равно. Все ужали лица вниз, просто-напросто игнорируя эту почти что казнь.

Перебинтованная голова смотрела в стену, пока корпус томился на кровати. Не было сил что-то сделать. Началось время настоящего одиночества, что будет сводить с ума. Тишина отдавалась мерзким звоном в ушах, пока оболочка, пока разум разлагался под влиянием камеры. Разум стал ‘кровоточить’ своими бредовыми вещами. Давление округи лишь с улыбкой прорывало туннели для столь неизвестного гостя – крота. Слепыш цокал своими зубами, принюхиваясь к этому сладкому запаху ума. Постоянно выползая наружу, он выступил будто руководителем тела парня. Бегал по черепушке, по венам, прорывая свои каналы. Он упитывался нервами Калашникова, отведывая их на завтрак, обед и ужин.

Сопротивление не давало того результата, как казалось: пару раз крота удавалось прогнать, но выгнать его нельзя окончательно. Постоянно прорываясь раз за разом в этот странный разум, Крот все больше и больше ел адекватность одноухого.

Пьесы, тексты и песни выступили орудием сопротивления. Энергия, которую было некуда девать, выплескивалась в энергичные ‘обезьяни’ танцы. Словно затянув свой ум наркотиками, его движения напоминали какого-то алкоголика, который упился в самый край.

С каждым днем, с каждым разом, казалось, парень все более и более сходил с ума, пока ‘бит шатает голову, голову мою’.

Бог войны.


​

- Ай-дари-дари-дари-да…

На несуществующем календаре вырисовывалась значимая, по-своему уникальная цифра – 365 дней. 366. 364. Год. И сия дата стала как праздник, как настоящая радость для обезумевшего одиночки. Ровно столько прошло с момента встречи яблочками, встречи физической и моральной с теми, кто оставил четкую печать позора и стыда на почти что чистой душе Дмитрия. Тишина, крот и единение со всем своим телом, со всем разумом своим. Вот чего он ждал, тем, чем наслаждался.

Мозг забивался в угол, вопил, кричал, умоляя о пощаде от безглазого нюхача, когтями перерывавший свои болящие и ненавистные туннели. Он выходил каждый день, каждую минуту на свою охоту, снова и снова упиваясь до отказа частью, называемой адекватностью. С каждым днем она все истощалась, улетучивалась на очах невидимых, неосуществимых. И лишь наедавшись, крот возвращался в логово свое, продолжая свои похождения. Сопротивление со стороны Дмитрия не дало никакой пользы – раз за разом, словно монгол, он набегал наружу, вырываясь руками и словами. Захватывал свою землю, свои тоннели. Но обсуждал, говорил. Моментами даже смеялся. И ведь крот стал по-настоящему родным Калашникову – кто, если не он, помог бы избавить себя от стыда и открыть себя иного? Никто.

Раз за разом, монолог с самим собою для остальных казался той сладкой конфетой, которой не хватало преступнику. Краски всасывались кротом, жертвуя миром ради остатков своей личности, чтобы не оказаться на этой привычной, родной дряхлой койке посмерть, окропленным кровью. Танцы, крики, песни. Не контролировал, но наслаждался этим. Как барьер от зла и гнева.

- Ай-да-дари-дари-да.

Худыми руками схватившись за голову, тело извивалось в диком танце, пока уста пели несуществующие текста.

Сон. Окутанный пеленой неясности, крика и бойни. И будто бог войны пожалел, сплюнул в глазки тому сон свой вещий. В холодном поту сорвавшись с огретого матраса, Дмитрий окинет взглядом свой дом. Никого, ничего, лишь свист крота, созывающий на беседу прерывал эту симфонию, эту тишину.

Обволокнув свою морду руками, юнец от боли прошипит в те, пока уши не разразит звон завтрака. Ноги несли его сами, не думая ни о чем. Вместо слов из уст выпрыгивали радужные слова какой-то песни, но собрать воедино не выходило. Только да-дари-дари-да. На завтрак снова подали ту мерзкую, приторную ячневую кашу без каких-либо добавок. На языке, как на арене, бодался получай с этим бредом. Дрались за вкус, что почувствует крот. И хозяин его.

Прошло совсем немного, как по камерам разогнали остальных. Ожидание чего-то не заставило себя должно томить. Окно задрожало, внезапно засвистев летящим снарядом. Один. Два. Три. Нет, это нельзя сосчитать. Било все, било за мгновенье. Будто за хлопок очами вырисовывался десяток, а то и сотня дивных капсул, толь снарядов. Не родных, чужих.

Стрельба и хаос. То, чем можно описать колонию после подобного. Где-то хропело существо, пытаясь вдохнуть немного воздуха, пока руки держались за шею в этих тщетных попытках сберечь капельку крови из шеи своей. Предсмертный хрип, поставивший печать на жизни. Калашников не слушал. Не слышал этого всего, ведь для того это мелодия для новых текстов его. Бог войны снова пришел на эти земли, не успев поставить точку в иных. Снова плевок в лицо. И свистом одарив пылью помещение с камерами, колония утратила своего композитора. Дыра, что только образовалась, стала тем самым шансом вырваться из этого места. Покинуть свой дом, но не покинуть себя.

Грохот падающих стен и потолков, мертвых тел и неприятное клекотание крови при наступлении на ту. Перед мордою красовалась пыль и сражения, пока согнувшись, мальчик бежал. Бесконечный коридор, что как через тернии, желающие затянуть жертву свою в пасть. И чудом своим отделавшись лишь мерзким порезом от листа металла, лезвием своим облизнувши плоть, ходячее радио ушло.

Свет ослепил его заплаканные, уставшие очи. Красные, как та кровь, окрашенною которой была форма. И снова прятки. Но не от крота, а от врагов своих – чудных существ, словно из мира другого. Слепящие глаза синего цвета бросились в погоню, пока окровавленный кудесник спотыкался в попытках избавить себя от смерти. Переулками, скрываясь за мусором, одноухий бежал прочь от всего вокруг. Его пугали люди. Паническая ненависть, боязнь ко всему, что вокруг. От этого и бежал он. Но в момент один: к очам припало дивное для старых, привычное для новых – один из милицейских пытался отстрелятся с помощью АКСУ против какой-то непонятной твари. Коричневатой, бродившей на трех своих лапах с орудиями на руках. Новый гость, от которого скрылась туша Калашникова.

Очами окинув дохляка поодаль, да вкусив надобность снаряжения, чучело дивное на всех парах потянет ноги свои к мертвому ненавистному телу. Вместо лица видел лишь кровь, очертания какого-то беса. Словно морда крота, что на скоростях выползал из норы, вот-вот бросившись на лицо Дмитрия. Этот гипноз развеял сам собеседник, пропав прямо за долю до броска. Откинувшись назад, Калашников в панике спрятал свои ладони на АКСУ с Макаровым, убегая эстакадами в дым. И только обернувшись, Москва встретила беженца плачем. Несуществующим плачем в голове преступника, словно прощаясь со своим любимым сыном.

И тело бежало, болело, но так желало пожить. Симфония менялась иным, ибо метр за метром, как столица прощалась. Мысли терзали бегуна, не давали ему отдохнуть, но уста одни, голос один за шкирку отбросили их в сторону. Ненавистным композитором Саша, ставший источником отрезанного уха, криком своим выдал нахождение. Так близко, но так далеко… И желание окутать того в судьбу друга его охватило Дмитрия. Автомат в тряске поднялся, палец сел на крючок. Нет, не идет. Не идет, ибо не знал он системы орудия. Предохранитель, целится. Ничего не знал. Эти доли секунд дали фору врагу своему, группе Александра. Они скрылись за гаражами.

Такую добычу никто не хотел опускать. Жертвуя всем, что он имел, псина бежала за нападавшим, скрываясь между преградами, мусором и хламом. Те яркие вспышки очей не давали покоя, пока летающие демоны и бесы дрались с иным врагом. Это так… Словно по щелчку пальца. Терзаясь меж домами, Димка остывал в походах своих, но привычный ему крот все толкал, все стремился догнать и наказать врага своего.

Снова неизведанный гость предложил свою встречу бандитам. Дивный, но уже ставший почти родным, привычным грохот разрыва снарядов подле дома, свист и крики. Тушка одна в бой бросилась против неведомого, лишь стараясь выступить как граната. Внезапный разрыв, окрасивший инопланетного гостя кровью. Что ******** отдал долг свой, убив одного из новых. Первая победа, но ненавистного врага. И, не отделавшись ранеными, бросают одного из четырех те шакалы, вопившие в колонии, да терзавшие тела иных, скрываясь в стороне завода. Когда тишина вновь сошла на сию местность, Дмитрий озарит своим явлением раненого. Ненависть и стремление к убийству пылали в глазах преступника. Последователь авторитета явно понимал, что ему отсюда не выйти. Когда длань того потянулась к пистолету – мгновеньем оказалась простреленной из автомата. Таки научившись банальным действиям, пес оставил АКСУ на лямке, крепко спохватившись руками за голову. Крик. Панический крик, да после - удар об стену. Враг сомкнул очи в бессознательном состоянии, пока Хаски глядел вокруг. Перед глазами, словно сценкой летал огонь. Огонь. Бензин. Внутри проснулся настоящий пироман. В спешке обыскивая дом, да гаражи, худощавые руки подняли канистру с топливом. Это означало конец врагу. Хлюпанье жидкости заставляло ткань пропитываться мерзким, едким запахом бензина. Минута ожидания, пока раненый придет в себя. Щелчок. Потерпевший внезапно согрелось огнем, пока округа наслаждалась криком. Вопиющим криком, которым наслаждался Дмитрий. Словно как симфонией, он опустил автомат в землю, наблюдая пустыми глазами за казнью. Очень специфичной, но настолько красочной. Из уст вырвалось одно:

- Обезглавить, обоссать и сжечь. Обоссать и сжечь!

И следующее действие помогло оборвать мучения раненого – справление нужды. Без стыда, без совести. Усмехнувшись, да окинув взором подгоревшее тело, преступник взялся за автомат, уходя в далекие земли, лишь к заводу, проговаривая последующие рядки текста своего под горящую симфонию:

- Я бензином обливаю, жгу: обливаю, жгу!

​

 

Бесконечный магазин.


​

И десяток километров отделяло Дмитрия, назвавшего себя Хаски в честь псины, от загорелого тела, окутанного огнищем бензина и воплей. Часы в уме тикали, не давали спокойно отдохнуть, словно с каждым мгновением ударяя током, дабы безумец не стоял на месте. Он плетется, но с такой силой воли, что многие завидовать лишь могли. Идти ведь оставалось немного, совсем немного – парочка километров, да пол часа, а возможно и больше. Но с каждым шагом это расстояние не уменьшалось. Свора шакалов лепетала так же, как и сбежавший наш.

- Одна пуля для мясистого лица ОМОНовца, одна пуля в его брата-близнеца, одна пуля для сатрапа, и одна для холуя. Одна пуля для тебя, и одна пуля для меня.

Шум листьев разбил характерный щелчок снятого магазина автомата. Красные глазки снова нырнули вниз, проверяя количество подарков смерти. Не был полон тот, но патронов было достаточно, дабы снова привести свой порядок среди группы разбойников. Усталым смешком, будто еле выдавливая его через себя, собака шуршала дальше, мимо оголенных деревьев. Магазин сел обратно.

Голова разбухала одной мыслью: “как с ними расправится”. Ответ появился сразу же, даже не дожидаясь. Сквозь ехидный голосок шептал неведомый крот, желая, дабы руки Дмитрия расстреляли всех их, снова осадив свой бедный магазин, когда мыслей о его бесконечности он упитывался.

Снова брожение, снова поиски завода. И этот крупный, заброшенный комплекс со временем таки являлся средь деревьев. Нельзя было сказать, что он производил, а только то, что там сидела цель. И средь коридорчиков неспеша бродил он, с паранойей окидывая все дулом. Но даже так понимание опасности не покидало душу, намекая, что вылезать нельзя. Саша сидел тут, как и шайка его клятая, пока словно маньяком, Калашников исследовал местечко, вслушиваясь в каждый шорох, каждое дуновение этого хладого ветра.

Темнота стала другом. Настоящим другом, что окутывал своими руками часть сию, подмигивая разбойнику. Наконец. В соседнем окне явилась вспышка, да доносились характерные голоски прокуренные. Еле слышимый треск огнища подарил охотнику осознание разбитого привала. АКСУ стал терпеть сжатие рук, как предохранитель его снова переключился в боевой режим. Ножки топотали, но так тихо, словно и не было того. Эти голоса заставляли страдать, шумели в голове. И как ультразвук он расходился по кроту, что в панике и с воплем разрезал внутренности хозяина своего. Мгновеньем, как тела появились перед дулом. Разъярённый обитатель живота словно бросился на руки, ими контролируя чистку.

Перед глазами была только вспышка, а голоса расходились мерзким шумом. Пес не слышал, но делал. Делал крот, как часть разума его. Подобное прервала эта привычная, но такая неприятная боль. Черная пелена заменила собрата своего белого.

В сознание приходил Калашников после этой оккупации тела. Вокруг никого не было, и только тела два мертвых лежали рядом. Проклинать судьбу он стал, ибо Александра не оказалось средь них. Щелчок в голове, и словно кассетой стали расходится эти дивные слова: “Быстрее давай! Вдруг тут кроме него еще кто?! Бросай их, и поехали. Если поезд на Бургас уедет – я тебя самолично повешу!”

Глаза осмотрели тела. Голова одного окунулась в кастрюлю с водой, коя окрасилась кровью, пока над иным лежал бинт. Не полечили. Лица были словно размыты, как цензура тела на телевизоре. Тело завопило болью – красовалась чудная дыра, а то и две, что как снаряд, выпустивший преступников из колонии, давала дорогу крови. Очередное помутнение, никакого шума.

Очнулся Калашников лишь в ином помещении. Вокруг никого не было, а рана сопела болью, расходясь по всему телу. Это было старое, деревянное помещение, но крайне ухоженное кем-то. На стенке сидели часы с кукушкой, дожидаясь и отбивая секунды. Словно где-то поодаль от Москвы. Казалось, что Дмитрий проспал несколько дней, но так и не чувствовал себя бодрым. Тишина в комнате внезапно прервалась скрипом двери, из-за которой вышел достаточно молодой человек. Медик, что с усмешкой оглядел пациента, поприветствовал того. Это тот человек, что спас Хаски. Рад ли этому был Дмитрий? Трудно сказать. Собеседник принес поесть тому, кто только проснулся. Усевшись поудобнее, медик стал рассказывать историю нахождения лежащего:

- Проснулся, наконец. Меня Романом зовут, можно просто Рома. Я уверен на все сто, что ты даже не помнишь что произошло особо, да? Ну, в общем-то, я когда по лесу ходил, недалеко от завода, то услышал стрельбу. Добирался я к тебе минут двадцать, наверное. Кроме тебя живого не было никого, но опоздал бы я еще на пол часика каких-то – тебя бы в живых не было, это уж точно. Ну я тебе первую помощь оказал, подхватил и понес сюда. Мы достаточно далеко оттуда. Если брать от Серпухова, то сотня уж точно будет. Благо, ласточка моя заправленная была.

Глас медика был приятным, словно ласкающим уши и вселяющим доверие. Характерные очки, не шибко длинные волосы. Он сам по себе выглядел как какой-то молодой аспирант, но точно сказать никто не может, окромя того самого. Можно лишь одно отметить – дали его руки шанс собаке, дабы он продолжил свой поход.

И снова сон. Раны постепенно пропадали, лишь забирая время. Около семи дней прошли будто по щелчку пальца, превращаясь в рутину: еда, разговор и сон. Моментами приходилось довольствоваться только первым и третьем. И коль в тишине такой делать нечего, Калашников занимался развитием себя самого. Он постоянно сочинял невнятные кому-то, но такие чудные текста для себя ненавистного. Крот постоянно выползал наружу, и даже попытки какого-либо сопротивления не давали результата. Все с каждым днем он отбирал свой лакомый кусочек рассудка и тела, загоняя Дмитрия в угол.

Седьмой день лечения оборвался внезапной вещью. Пока на улице куролесила ночь, да моментами где-то поодаль бубонели странные существа, торговец смертью сквозь боль поднялся на ноги свои. Ничего не понимая, руки сами потянулись к автомату. Снова щелчок. Щелчок предохранителя, и та же пелена, сбившаяся лишь утром, когда мужчина был собран. Он не помнил ничего: ни что было дальше, ни почему он собрал все вещи. Лишь кинув взгляд назад в поисках медика, что стал для него почти как родным, Хаски заметил одно – холодный труп, заснувший вечным сном с дырой в сердце. Этот вид словно свел Дмитрия с ума.

Рома за время лечения стал ему почти другом. Окромя ухаживания, во время разговор он всячески помогал безумцу. Именно его можно назвать тем самым спасительным кругом, но только несколько недель еще.

В панике морду свою утирая от слез, невольно подступивших к белым очам, бывший арестант стал бежать. Бежать только в настоящее, ибо по мысли его это был лишь сон. Ненастоящее, в котором нельзя останавливаться. Но возможно ли такое? К сожалению, таковой была реальность. Болезнь Дмитрия все больше и больше оккупировала его, резала и терзала изнутри. В забитых мозолями руках была лишь карта с прорисованным путем к Бургасу. Первая точка оказалась совсем недалеко – местная повстанческая станция с ЖД, курсировавшая в места по пути.

Крот.


​

Прошло всего несколько дней с побега. Мысли Дмитрия все еще витали у него, никак не сходясь вместе. Сейчас не об этом. Размышления про произошедшее развеял свист поезда. Одна из немногих станций, работающая после начала войны. Локомотив, повидавший еще, казалось, имперские времена, тянул за собой небольшой состав. Вокруг была такая же толпа разношерстных беженцев, что заползала в контейнера. Это не был плацкарт, или купе. Это были грузовые поезда, что тянули за собой кучу всякого барахла. Внутри вагона он был один. Грохот закрывающейся двери подарил темноту этому месту. Поезд начал свое движение, тарахтя колесами по старым рельсам.

Бесконечность. Словно бесконечностью плыл Дмитрий, что решился назвать себя как пса, как настоящую собаку, которую прогоняют везде и всегда – Хаски. Калашников жил собачьей жизнью, скитаясь по всему миру в поисках неизвестного. Он не понимает, что будет через минуту. Через час, день, неделю. Ему все равно. Пес будет идти, не имея мечты и цели.

Монотонный гул действовал тому на голову. Мир снова стал меняться, словно вот-вот в дверь постучит безглазая тварь, пытаясь вырвать сердце у мертвого тела. Снова свист поезда. Это была одна из немногих остановок. Кто-то вылез, кто-то залез. Долго локомотив там не стоял, вскоре убегая прочь от платформы. Сон. Снова сном окутался Хаски, в холодном поту просыпаясь в ночи. Снова сон, где тело его поедала крыса. Поднявшись, и открыв немного дверь вагона, холодный воздух ударил тому в морду, показывая старый, полу-разрушенный городок. Надоевшие панельки в тенях луны снова падали на глаза Дмитрию, когда между зданиями кто-то бегал. Бегал ненастоящий, очевидно. И мужчина понимал кто. Внезапно закрыв дверь, Калашников завалился обратно на небольшое покрывало, в страхе свернувшись в калач. Первый покой за многие дни. Спокойный сон, который не даровал ничего, кроме бодрости.

Тормоза заставили Дмитрия почти что завалиться на холодный металл, как врата с характерным мерзким звуком растопырились. Голову тут же посетил громкий, но такой лживый голос:

- Мы в Бургасе, выползай давай.

И молчаливо собрав вещички свои, пес стал вылезать на солнце, что уже не грело, а лишь освещало путь. Раннее утро. Не слушая вовсе, чего рассказывал сей человек, рейдер в руках перебирает немного мятых рублей, да просто пихая их рассказчику.

Тишина в частично разрушенном городе. Никого не было вокруг, окромя быстро разбежавшихся беженцев. Путешествие по дивному, новому граду – Бургасу. Большому болгарскому городу, что после войны стал таким похожим на все иные. Таким похожим…

Прямо возле стоящего поезда расположился какой-то затертый, щетинистый алкоголик. Хорошие мешки под очами выдавали в нем того, что не спал очень и очень давно. Из уст его внезапно разошелся голосок, но, к сожалению, не милый:

- О, новый гость. Че тебе, куда надо? Кого ищешь, что найти? Только ты расколешься немного, и я тебе расскажу что могу.

Хаски поднял голову, лишь осматривая чудо сие. Выхода не было, ибо иного человека найти было бы тяжко. Разошелся характерный, неприятный глас репера:

- Толпа бандитов. Трое… Одного Сашей зовут, у него еще два дурака подле ходят…

И словно монологом, словно “Война и мир”, он описывал противников своих. Настолько подробно, что дивно было – за столь период короткий запомнить врага. Но он получил что хотел. За несколько сотен потертых купюр России, информатор рассказал о цели.

В баре, что находился совсем недалеко засела группа. Добравшись давно, они выполнили что хотели, осев в этом местечке и просто отдыхая, набивая животы алкоголем.

Взяв автомат да прикупив несколько пачек нужных патронов у торговца совсем неподалеку, пленный крота стал бродить, шуршать ногами своими. Пошел на последнее действие свое для конца мести. Солнце уже скрывалось за горизонтом, улыбчиво помахав рукой на последок. Вдали начала красоваться характерная вывеска бара. Щелчок предохранителя был затерян среди гула города-призрака.

Пуля-дура.


​

Бар был достаточно большим по размерам. Внутри слышался характерный пьяный крик. Видимо, обитатели этого бара в глуши Бургаса явно не ожидали гостей, развлекаясь. Дверь снова скрипнула. Аккуратно заглянув внутрь, Хаски увидел ту саму троицу, что развлекалась алкоголем. Те словно не видели Дмитрия. Захлопнув за собой дверь, он посмотрел на тех, кто принес ему столько бед. На их глазах внезапно вычитывалась агрессия. Один из них потянулся к своему орудию, дабы убить преследователя.

Свист. Грохот разошелся по помещению. Сегодня не крот управлял Дмитрием. Сегодня он стал наблюдателем процесса, что превратит мужчину в настоящего монстра. Безумца. Морда не менялась вовсе, пока пули со скоростью впивались в троицу. Всего несколько секунд, как настал конец этого всего. Тишина.

Непривычная многим тишина вновь опустилась на помещение. Несколько мгновений назад здесь свистели пули, вопили чьи-то голоса, барахтались чьи-то тела.

Вялое тело оккупировало достаточно места, не жалея себя, покуда остальные новообращенные мертвяки окрашивали старый пол своей алой кровью. Бесшумно подбираясь к Дмитрию, она словно желала отравить его разум своей красотой, своей теплотой. Небольшая толпа из трех фигур, окутанных в легкое снаряжение, лежала на полу. Они стали последней добычей молодого преступника и убийцы, подвластный странному Кроту.

Щелчок. Характерный звук перебирания кассетой, разбил ту блаженную тишину, пока в баре не заиграли дивные слова, до боли знакомые Калашникову. Вещал его отец, да рассказывал вполне, казалось, очевидные слова для многих, но юнцу это стало толчком.

- Димка. Ди-имка!

На фоне записи слышался приятный, детский смех. Тот словно приближался, пока бар не разразился следующими словами:

- Наконец-то! Я тебя так жда-ал! Пошли, мама приготовила нам поесть!

Отец молвился характерным, приятным смехом. Он не спешил брести за своим сыном, лишь остановив чадо.

- Погоди… Я должен сказать тебе кое-что. Вероятно, совсем скоро я пойду далеко и надолго. Настолько, что вряд ли вы меня увидите. Мне тяжело это осознавать, но я буду карать себя, если не скажу тебе этого. Димка… Никогда не останавливайся. Постоянно иди к своей мечте, к своей цели, не взирая ни на какие проблемы! Помни: не бывает безвыходных ситуаций. И не сдавайся, во что бы то ни было. Я очень надеюсь на тебя.

Уши окунулись в симфонию звуков: отец поцеловал ребенка, что, кажется, еще не понимал того, что станет с его отцом. Запись внезапно прерывается, прощаясь с Дмитрием шипением. К чему это было? Почему эта кассета вновь заиграла, возвращая убийцу в свои мысли? Потому что это и стало причиной. Причиной всего, что происходит в бытии мужчины. Разве тот остановится перед мечтой мести за свои унижения, жертвуя всем, в том числе и здоровьем, отдавая себя на растерзание жестокому белоглазому кроту? Нет.

Уста медленно раскрылись, как тут же расшептались будто на ухо кому-то:

- Однофамильцем окрасив весь дом, я умоюсь красными гильзами, отведав на завтрак покой…

Очи снова окунулись в пустоту. Эти слова поставили печать на цели, попутно поставив новую – жить собачьей жизнью. Веки устало упадут на яблока, покрывая мир пеленой.

Прошел день с момента этой ситуации. Покоя не было. Белоглазая тварь толкала дальше. Дальше идти в никуда, ища себе развлечение. София. Место, где можно было утаить себя. Скрываясь в тенях высоких зданий, Хаски потеряется в неизвестности, вскоре явившись где-то вдали. Неизвестно сколько часа прошло, но лишь с объятием встречал Семнадцатый Сектор.

Реванш.


​

И снова Калашников шел. Не знал куда. Даже та же София не так тянула к себе, и пес бродил по старой и уже несуществующей стране. Перед очами виднелись те округи, начало столицы болгарского народа, но стоило ли идти туда, если пекло там? Леса выступили неким убежищем для того, пока не вышел он на небольшую деревушку, которая так удобно устроилась подле реки. В ней жило не так уж и много людей. Возможно, десяток-второй, но так разом они работали, что моментами возникала зависть.

Хаски приютился у одного старика, жившего на окраине самой деревушки. Зачастую, он общался с дедом, но крайне неумело и неуверенно. Словно люди – его главный страх. И почему же словно, если так и было? К ним Хаски испытывал ненависть и страх вкупе.

Казалось, новая жизнь потихоньку началась: убийца помогал деревушке, выступая как разведчик эдакий. И лишь бродя по округе здешней, он обучался стрельбе, ибо дед вытягивал на охоту молодого психопата. Казалось бы, дай немного времени, как Димка раскроется и этот злосчастный крот пропадет навсегда. Это было надеждой, что тело никто не будет терзать, что голова будет слышать лишь тишину. Нет.

Будто раскатом молнии по деревне прошлась стрельба. Тот мерзкий звук, будто голос пропустили через какую-то кодировку. Деревня встала в защиту. Расходились крики, вопли, гудели автоматы и ружья. Поселение хоть как-то пыталось защитить себя от столь неизвестного и опасного противника, имя коему – Альянс. Этот внушающий страх взгляд окуляров впился в глаза. И третий месяц шел, да новый 2007 наступил, как он обитал здесь, частично обжившись с дедом. Моментами приходили гости из мира потустороннего, что звались хэдкрабами, но быстро утилизировались они. Была надежда на хорошую жизнь, и подобная ситуация все испоганила. На карте не было больше села сего, пока психопат снова убегал. И словно крот его вечно гнал, словно он стал его судьбой. Нельзя сидеть на месте. Леса в очередной раз вышли временным убежищем для бедного перебежчика, пока в голове крутились эти страшные моменты: простреленная шея бедной фермерши, чьи уже мертвые глаза смотрели на Дмитрия. И через мгновенье оказалась она раздавленной сапогом. Смотрели те глаза старика, что так надеялся на помощь своего сожителя, да только… Не судьба больше.

И куда же дальше? Не было куда идти. Снова скитания, словно бродячий пес.

Смотрящий.

​

Тяжело. И тяжело ему было найти пристанище себе. Казалось, что укутанным в теплую одежду будет легче, но все становилось ровно с точностью наоборот. Постоянные снега обволакивали пальто со штанами, да снова размокая. Ткань напитывалась водой, пока внутри дрожал предатель. Трус. Убийца, психопат и тот, чья жизнь не стоит ничего.

Живность в лесах и понимание банальных ягод дало хоть какой-то шанс на выживание. И четвертую неделю скитаясь, перед мордой пса явилось что-то неизвестное, новое. И холмиком укрытым, зеленью приукрашенным, да лесом защищаемым стояли дивные двери. Стальные, толстые дверки, которые имели на себе надписи на болгарском. Это был бункер, дверь в который с характерным скрипом отворилась. Длинный, тяжелый коридор, освещенный тусклыми красными фонарями. Ступеньки уверенно вели вниз, откуда доносился слабый-слабый голос человеческий.

Насторожившись, Дмитрий снова взялся за свою Ксюху любимую, да ухоженную. Предохранитель тот не ставил – всегда за жизнь можно пободаться. Спускаясь вниз, с поднятым дулом автомата, психопат проходит в помещение. Достаточно узкое, но вдали сидела небольшая группа людей, что грелась возле костра. И как огнем, их глаза впились в нового гостя. Руки взялись за орудия, мигом утыкаясь в стоящего поодаль отшельника. Руки того медленно поднялись, пока АКСУ хлестнулось о бедра. Не спеша бродя вперед, таки добрался до троицы обитателей.

Он начал говорить, общаться. Рассказывал сбежавший от смерти о путешествиях своих. В общем-то, да стали жить они все в кучке. Хатка не имела каких-либо хороших условий, потому приходилось использовать силы каждого на все сто. И столь хороший собеседник, что прятался внутри разума Дмитрия все спал и спал. Не слышал его с момента стрельбы в баре. Словно упав в спячку, творец туннелей не появлялся вовсе. Это была некая одежда смирившегося Хаски, что наконец-то он почувствует тишину и покой.

На теле томилось снаряжение. В руках отдыхал автомат, пока по уже летнему лесу бродил сбежавший из мест заключения. Его снарядили разведчиком, ибо чудом он выживал в критических условиях. Гаражи, склады, какие-то дома. Все это становилось добычей труса. Рюкзак постоянно наполнялся нужными средствами для бытия. В моменты такие, когда перед мордой являлось существо неведомое, чужое, автомат снова становился спасением. Оглушающим звоном отстегивая по патронам, принуждая пули впиваться в тела, АКСУ становилась настоящим чудовищем.

Родная деревушка. Место, где его окутали и приютили, дали еду и питье. Теперь же здесь не было никого. Те самые тушки оставались где были, лишь превратившись в потрепанный скелет. Раньше здесь бурлила жизнь, а ныне вопит тишина. Те секунды снова нахлынули на Димку. Тот самый взгляд старика, растоптанная голова и свист снаряда, что впился в здешний амбар. Это была вторая ситуация наряду с Романом, которая отпечаталась грустным знаком в голове того.

Жизнь не останавливается. Вытягивая из пустого поселения какие-то пожитки, снова возвращался психопат домой – в сырой, пустой и темный бункер. И лишь малая часть того была исследована. Бытие продолжалось, но все как в тумане: разговоры, еда, вылазки. Вылазки, тренировки, разговоры. Все как рутиной превращалось, расплываясь перед глазами. Крот спал, но даже в таком состоянии его работа оставалась не без последствий.

На календаре красовался какой-то 2013 год. И вот сколько уже обитал он в укреплении, да столько же он не знал ничего. Не интересовался своими сожителями, не интересовался друзьями. И снова очередная вылазка. Недалеко найден был консервный завод. Целый клад, настоящее сокровище! И снова снарядили преступника, что бы набрал он еды.

Путь не был долгим. Возможно, несколько часов? Где-то так. И вот из-за холма решил красоваться комплекс. Небольшой, заброшенный, но уже, к сожалению, заброшен. И лишь возлагая надежды на удачу, стал он рыскать по заводу. Где-то внезапно разошелся этот мерзкий звук – ВО-Кодер. Дмитрия не увидели, ну услыхали. Рядом, совсем рядом с инопланетными гостями размещалось тело сего разведчика. Сердце стреляло. Настолько сильно, будто выпрыгнет сейчас. И бежать нельзя было – вероятно, догонят и застрелят. Нужно брать бой, и ведь только так окутать себя шансом на выживание.

Пес притаился в углу, за громадной установкой по запечатыванию банок. Звуки ходьбы и общения все приближались, как оказались в столь большом зале. И словно несуществующий Господь услыхал искренние молитвы атеиста, это не был отряд патруля. Пару людей, коих называли обороновцами. Он их видал, знал, что это все еще опасные черти, но выбора не было. Мгновение тишины, что тут же перебилось песнопением автомата. Тела попадали, как через секунд несколько стали вопеть СКЖшки с характерным неприятным механическим голосом. Да не так важно это было, если бы не местоположение. Ноги пронесли безумца к “защитникам”, что валялись на пыльном полу. И основные ценности в виде нескольких рационов снова оказались в рюкзаке Хаски. Окинув последним взглядом остальные части комплекса, тот снова убегал. Казалось, это он и делал всегда. Бежал, как настоящий трус, теряясь между высокими деревьями, окутывающими своего жителя.

Двери бункера со скрипом распахнулись, принимая запыханного гостя внутрь. И к собаке тут же подоспели и иные обитатели. Расспрашивали, помогали, да радовались столь ценному подарку – рационы. Вечером гудел “пир”, но Дмитрию, кажись, было не совсем до него. В голове витал свист пуль, гул СКЖ и ВО-Кодера. Боялся, что их найдут. Разум затуманился, и снова те ощущения. Крот отошел от спячки, возвращаясь в лоно свое. Белоглазый рыл свои любимые туннели, разрывая зажившую плоть. Покоя не будет более.

Боясь того, что за ним придут, Хаски устремился в самый конец обителя своего. Он знал его достаточно хорошо, изучал ведь. И лишь упрятавшись в небольшой уборной, да двери закрывая за собой, свернулся калачом, как в вагоне том. Тело укрылось мусором, пока глаза окунулись в сон. За последнее время сие времяпровождение стало невероятным наслаждением, но снова обитатель не давал покоя. Перед глазами вырисовывались моменты, где лишь позор и стыд расходился. Трусость, слабость. Все это тыкал крот своими лапками в глаза сочиняющему. И снова он шептал, пел:

- Я смотрю кино про себя, в котором я смотрю кино про себя, в котором я смотрю…

Тело поднялось на ножки свои. В бункере лежала тишина. Вынырнув из уборной, глаза снова метнулись по коридору. Давно затухший костер украшал три расстрелянных тела. Снова смерть своих сожителей. Не нужно было думать кто и как их убил, это было и так ясно. Возникал вопрос иной – и что же делать дальше? Жить.

Солнце уже давным-давно зашло за горизонт. Хаски наслаждался этим прекрасным шумом листьев, что танцевали с ветром. Свежая земля создавала небольшой горбик, а подле лежал обыкновенный камень. Похоронив своих друзей, окутав их хладной землей, разведчик молча упрятался в убежище. Теперь никакого смеха и разговоров, звуков перебирания радио… Тишина. Оставалось одно – жить одному, выживать.

Ай.

​

Время с интересом наблюдало за обитателем, что окончательно свихнулся. Щелчок какого-то таймера привел механизм в действие, показывая новую цифру: 2022.

Жить становилось все тяжелее и тяжелее, начиная с погибели друзей своих. Димка не знал что делать, а лишь бродил. Бродил как пес, так желая найти своего хозяина, что обнимет, почешет и накормит. Желая такого покоя души своей, когда перестанет терзать его животное внутри. Но кто же знал, что столь долгий период лишь стучал молотом своим по металлу, превращая арматуру в кольцо. Последнее кольцо, что замкнуло эту тяжелую цепь. Ошейник на шее, да с бирочкой “Хаски”, пока поводок столь крепко обмотался о лапу крота. Теперь не преступник был хозяином тела и разума своего, а иной гость, что так в уюте живет.

Озера, реки и иные водоемы постепенно осушались. За столь долгий период становилось все тяжелее и тяжелее выживать. Жить! Но не только разведка помогала ему, а и свое хозяйство. В бункере явились грядки, что так гордо выставляли наружу свой урожай: картошка, огурцы и помидоры. Парень не был глупым, нет, лишь безумным. И даже в столь опасном мире умудрялся выживать, борясь за свою жизнь. Из десяти пальцев осталось лишь семь. В порывах безумия и гнева, нож лакомился кровью, пока горячий палец с глухим ударом падал вниз. Тело искривилось, и не был он похож на какого-то нормального. Отшельник леса, что смотрел своими глазами в никуда.

Настала пятница. Последний день нахождения здесь. Крот верещал, хотел снова путешествовать. Ему не нужен покой, ему нужно движение. Снаряженное тело закрыло за собой столь ценное помещение, которое подарило столько тишины, столько песен из уст того… Ох, и лишь как память расходилась она по голове.

- Со-фи-я. Этот собачий поцелу-уй предназначается тебе, предназначается тебе-е, хозяйка-хозяйка.

Как пес скуля, пациент уходил. Каждый шаг становился для него тяжелым, но понимал, что нельзя здесь сидеть. И лишь люди могут в месте одном быть, да имя тому – Запретный. Новое место, что так привлекало своей неизведанностью, пока слепой готовился к гостям.

 

Выделю ошибки по главам. Снизу - первая.

Спойлер: Первая глава

Очень странное по смысловой нагрузке предложение.

Выделена ошибка в построении слова.

Лишняя запятая.

Запятая тут также по-хорошему лишняя. Ну и в целом (как по мне) предложение звучит так себе.

Лишняя запятая.

То же самое.

Если он его остановил, то логично, что не брел за ним?..

Корить. Не карать.

Вместо сдавайся тут подошло бы "иди к цели" или что-то вроде. Звучит странно.

Ребенок - это не предмет. Что лучше заменить на "который".

Спойлер: Вторая глава

Оставив.

Ветерка, образовавшегося, когда рядом прошел человек.

На стене, покрашенную или На стене, которую красили - звучит естественнее.

Посередине пишется слитно.

Перед "и" запятая лишняя. И почему очевидно-то? Непонятно.

Э-э? Двухметровый отель без крышки? Полагаю, что это метафора такая, но оставлю все равно свое замечание.

Не "что", а "который". К одушевленным существам не применяется "что", но и "кто" нельзя написать - поэтому "который".

Ровно отдыхали? Деревянной могилой? Если первое - странная формулировка, то второе - странное сравнение.

Советую перестроить предложение. И опять - лишняя запятая.

"Который". И "то ли" пишется раздельно.

Возносятся на небеса, а со стула встают.

Имхо, лучше перестроить предложение, например: "Имя Ивана было для парня невероятно близким, ведь тот приходился ему папой".

Будучи любящим (хотя можно оставить и так, как есть, это скорее мой личный докоп).

Лучше перестроить в одно предложение. "..частых бытовых ссор, когда Алла издевалась.." Или: "..частых бытовых ссор, вызванных издевательствами Аллы.."

Тут скорее всего ошибка - чем-то.

Принятия алкоголя. Сменял.

Не ноги ведь стол покидали. Покидал кто-то. Нужно перестроить предложение, чтобы деепричастный оборот и подлежащее соотносились друг с другом.

Лишняя запятая. Не опять, а снова.

Возложить = торжественно положить. Не наблюдаю торжественности.

Уместнее будет написать "перевернулось вверх-дном".

И тут я осознал непонятку. Пьют за упокой некоего Ивана, а умер Анатолий? Кто умер-то?

Отказанный?..

"Это" - лишнее. "Было вполне очевидно, что.."

Лишняя запятая.

Лишняя запятая. Да и союз "да" - тоже лишний.

"Лишь" будет лишним в данном случае.

Что.

"Он" тогда уж, а не "это".

Уже знакомая ошибка. Гроб отпускало ведь не тело (ну а если даже в каком-то смысле это так, читателя такая формулировка явно смутит).

Украшенная.

Таскали? Странно звучит.

У человека все-таки лицо, а не морда.

Спойлер: Третья глава

Лишняя!!! запятая!!!

Будто дрался или будто с монстром? Если первое, то исправлять ничего не надо. Если второе - очевидно, нужно.

Закромами запрыгивала?..

Так тянула или взялась?

Почему была? Не объясняется. Просто "словно живая" и все.

Москву лучше поставить в начало предложения (но это лишь рекомендация).

А ветер-то как показал? Странно звучит.

Ну опять же, лицо у человека, а не морда. Вроде бы автор пока не считает своего героя зверем.

Что-то непонятное, но, может, оно так и задумано.

Очи тогда уж. Да и вообще это предложение и предыдущие являются какими-то чересчур замудренными философскими раздумиями, но это уже слоган автора, а не ошибка.

Прям в пол голову закопала?

Без комментариев.

С одной Р.

Уши-то куда бегали? Глаза еще понятно, куда бегать могут, а вот уши...

Ничего не понял из этого предложения - лучше перестроить.

В прошлый раз.

Подарит. Запятая перед "или" лишняя.

Прожевывая?

Шаркала тогда уж.

Вроде бы входы в метро только перекрываются, а уже предположение о смертнице. Почему не просто заложенная бомба?

Глаза ходят друг на друга?..

В целом, эта глава немного трудно читается из-за особого слогана. Но это лишь мое мнение.

Спойлер: Четвертая глава

Тройка - это упряжка с конями. "Походить" - быть похожим. Диссонанс, в общем-то. Лучше заменить данные слова иными.

Разошелся взрыв? Может, "прогремел" будет лучшим выражением?

Подобную? То есть, случилась еще одна ситуация со смертницей? Если же нет, то лучше заменить "подобную" на "данную".

Прошествию.

То ли опять предложение со сложной метафорой, то ли неправильно построено.

Становились.

Сотни. И в принципе не очень понятно, всем стало плевать из-за таких ситуаций, или раненые появлялись из-за таких ситуаций. Лучше конкретизировать с помощью причастного оборота.

Лопотались? Лопотать - это вообще связано со звуком, но никак не с движением.

Вернее будет написать "там". Потому что на данный момент герой дома. Оттуда его никто не прогоняет.

Забубнел тогда уж. А лучше вообще иное слово подобрать.

Тавтология. Да и чем умывал-то, если на диване сидит?

Пальцы.

Помещение бывает громким?.. Если это некая метафора - то очень странная.

Прямо из фразы выглядываешь?

Забубнел (но опять же, слово такое себе в данном контексте).

Риски растут, возрастают, но не восходят.

Кто начал-то? Подлежащего нет, а лучше - чтоб оно было.

Развития для развития?..

Куда метались-то?

Напоследок - слитно.

Тавтология.

Лишняя запятая.

Сотрудники милиции вооружены палицами???

Спойлер: Пятая глава

Тавтология.

Тело тогда уж берегло голову, а не голова.

Десять.

Осужденных.

Приятное.

Гулом?

Утолить.

Лишняя запятая.

Вторая запятая - лишняя.

Крота.

Удивительно чистая глава.

(сообщение будет дополняться)

 

На самом деле, довольно интересная, пусть и обреченно стандартная история о человеке, который стал жертвой вопреки своей воли. Месть, которая приукрашена шизофренией, своим карманным другом, играет немного другими красками. Есть месть из принципа, которая действительно уже изжила себя и перестала удивлять как мотив к совершению убийства. Другое дело - нечто, которое правит внутренним миром человека, сломленного, убитого горем с раннего детства и желающего лишь одного - покоя. Покоя он так и не достиг - место, где, как казалось, лучше жизни, стало настоящим адом. Потерянная честь, физические расправы и моральное давление и дали путь Кроту. Прогнать существо оказалось невозможно. Покой достигается местью, Крот отступает, смотрит, но человек уже не понимает настоящего, ведь расстройства психики это ужасное бремя, не поддающееся лечению в полевой обстановке. Живя нереальным, вымышленным миром, Дмитрий по наставлению отца идет к мечте, которая и привела его к тому, чего он подсознательно желал всю свою жизнь - покою.

И недаром говорил однажды один успешный автор - хочешь сделать квенту, сделай ее без отсылок к таймлайну. На фоне четкого и понятного промежутка времени, которое автор описывает, возникает вопрос(!!!), который открывает просто гигантскую огромную дыру в сюжете. Автор четко и уверено дает понять, что действие квенты - 2000 год, а именно после окончания второй *****ской (почему то зацензурено) войны. В дальнейшем (

) (+ 1 год (интересно, Москва от портальных штормов целый год оборонялась, а потом ВНЕЗАПНО ниасилила?), побег из тюрьмы, который был спровоцирован, из квенты, обстрелом инопланетным вооружением Москвы, да и Земли впринципе, то есть на дворе все так же 2001 год; плюс еще 7 дней отсидел у врача Романа) герой на поезде добирается до Бургаса, где за еще российские рубли(!!!) покупает информацию о своих мучителях в турме и идет их убивать. Убил. Прошел день, а он уже вдали видит Семнадцатый Сектор. ВАХУИ

 

Привет!! Глава Бог войны, в которой описывается побег, происходит в день начала Семичасовой войны. Начнем по порядку. Вторая глава, где рассказывается про детство парня, начинается в 1996 году. Персонаж тогда еще мал, ему только исполнилось 10 лет. Ровно через 8 лет - он становится совершеннолетним, на улице 2004 год. По сюжету, что описан на форуме, на улице уже год идут штормы. В Москву он переехал в возрасте 16-17 лет, когда подобного еще не было. +2-3 месяца с четвертой главы. После попадает в тюрьму, там он сидит около года, вплотную до 2006 года, в котором по сюжету и начинается война. 5 глава начинается за день до начала самой войнушки, а в конце уже побег, убийство и все такое. То есть, с этого момента уже порядка нету. Четкого хронологического порядка нету, потому с этого момента и до момента с баром проходит около 3-4 недель, возможно, еще больше. За это время, думаю, уже хотя бы что-то успевает сформироваться, какие-то четкие повстанческие части.
По порядку.
Космолет (2 глава) - 1996 год.
Бэнг-бэнг (3 глава) - 2004 год.
Иуда (4 глава) - конец 2004 года.
Моя родина - моя любовь (5 глава) - 2005 год.
Бог войны (6 глава) - 2006 год.
Бесконечный магазин (7 глава) - 2006 год.
Крот (8 глава) - 2006 год.
Пуля-дура (9 глава) - 2006 год.
С хронологией, думаю, проблему решили.

Про российские рубли. Поезд курсировал туда-сюда, то есть из Бургаса в Брянск (о котором я не упоминал, поскольку четко в город он, логично, не приезжает). Те торговцы, что сидели в Бургасе - такие же русские из иных городов, которые берут одну из валют, что ей удобна, потому что потом они смогут использовать ее в Брянске (вставьте иной город). Если кратко и понятно, торговец сам ездил обратно, где и использовал рубли.

Про Софию. За день он ну никак не пройдет от Бургаса в Софию, это очевидно. День он просто отдыхал, а потом скитался. Он поставил себе за цель Софию. Я не описывал за сколько он прошел это расстояние, но достаточно долго, снова же ("...Хаски потеряется в неизвестности, вскоре явившись где-то вдали. Неизвестно сколько часа прошло..."), где ему и стал показываться С17.
Спасибо отдельное за критику, приятно понимать, что человек прочитал до конца и сделал резюме.

 

Исправлю, спасибо большое!

 

Вопросов стало, ЧСХ, больше (на целых два)!

Интересно, а не до пизды ли людям (и это во время апокалипсиса) на тех, кто продает наркотики? И это в момент тотальной нехватки людей для защиты и обороты от Зеновских приколистов. Я бы такого челика, который продает наркотики, не людей убивает, послал бы воевать за Москву. Это раз.
Персонаж в 2006-ом(!!!) году попадает в Семнадцатый Сектор. ok then...а что он делал с 2006 по 2022 года (на минуточку более ДЕСЯТИ лет)? Курил бамбук. За 16 лет мировоззрение персонажа в условиях иных, не представленных событий, изменилось (или могло измениться) кардинально...ОЧЕНЬ кардинально. Он бы мог не то что заново научиться доверять - управлять космической ракетой. То есть дыра все еще огромная, даже после того, как ты пояснил таймлайн квенты. Это два.

Не хочу доебаться, но разрешите уточнить, как читатель должен понять то, в каком году происходит та или иная глава? И ведь можешь, когда хочешь - про 2 *****скую войну то вставил! А что мешало так же описать 2004 год? Да и какие там могут быть теракты люди еле-еле выживают в условиях апокалипсиса. Это три.

А про рубли поясняю. Прикоп не потому что город принадлежит Болгарии, а потому что с момента всеобщей пиздецомы люди наверняка придумали что-то поинтереснее рублей, например, да простите меня, крышечки от бутылок? Ну например. В Метро вон люди пулями платят ББ, а тут какие то бумажки остались. Ну, надеюсь ты меня понимаешь.

 

И я ни в коем случае не засираю квенту. Я просто пытаюсь сгладить углы таймлайна, потому что персонаж есть, травма есть, мотив есть, сюжет есть, все есть, все отлично, но вот...

 

Не могу сказать, все равно им или нет, но, думаю, хоть какой-то порядок в столице власти пытались держать. Все же, даже в подобных условиях, где постоянно портальные штормы, жизнь не останавливается ведь? Да, понимаю анархия, но в столице, учитывая опыт силовиков данного государства, очень скоро наводится порядки и жизнь восстанавливается. Человечков даже выхватывать не надо - в лоре указано, что многие из окружных сел и мелких городов съезжаются в какой-то большой. Так что вот, да.

По поводу таймлайна уже обсудили в другом месте, понял в чем проблема. Когда допишу новые несколько глав - сразу же на начале буду отмечать какой год.

Про валюту хз, не могу ничего сказать.

 

Отредактировал ошибки в указанных Машинистом главах и добавил еще три, где кратко поясняется дальнейшая судьба персонажа.

Отдельная благодарность @Mashinist и @-=Фербик=-

 

Всем привет!

Наша коллегия наваливания авторитетного мнения в квенты немного задержалась, передаю привет Владорину.
Как бы он там не клялся и не обещался написать поскорее, если вы читаете эти строчки - значит, я успел раньше. Не спортивный интерес обогнать, а личный, ибо квента заинтересовала меня с момента её появления. Ещё и смешано всё это с антуражем треков Хаски. Прям вау. Я не могу пройти мимо сего творения.

Под этой строчкой спойлер. В нём будут содержаться ВСЕ недочёты (мелкие и не очень) текста и прочие претензии, связанные с технической стороной текста. А второй, поменьше - уже с сюжетной и прочей шнягой. Не задерживаемся и приступаем к разбору полётов.

Спойлер: Уроки русского языка

Структура предложения - "подлежащее, причастие существительное И существительное И существительное". Последнее "и" можно заменить на также. Или убрать первое и поставить запятую на его место.

Так он Анатолий? Или всё же Иван? Скорее всего опечатка, и один из друзей должен быть Анатолием, а не другом Анатолия.

Проще сказать, что здесь стоят облезшие тумба и небольшой стульчик.

Приставка "полу-" всегда пишется слитно. Полуприсяд, полупьяный, полукровка, etc.

Последняя запятая лишняя.

Не понял сути предложения.

Многовато "его" на отрезок в пять слов

Первая запятая не нужна.

Стоит ли дважды указывать, как зовут медика?

Дефис между словами не нужен.

Запятая также не нужна.

Запятая после "зачастую" не нужна.

Запятая аналогично не нужна.

Образовательная минутка. Это уже совсем душная духота, но на конвейерной ленте банки закрываются при помощи закаточной машины. То бишь - по конвейеру едут банки, на которые сверху уже натягивается крышка. Необязательно, но я бы конкретизировал. Так, для галочки.

Считаю, что имеет смысл похвалить работу за хорошее оформление и в принципе не такое уж большое количество ошибок технического характера. Написано грамотно и со вкусом, к каждой главе прикреплена картинка, при всём при этом текст оформлен добротно и не заставляет выкалывать себе глаза излишней работой с цветами, шрифтами и прочими курсивами.

Спойлер: Уроки литературы

Касательно сюжета и смыслового наполнения работа мне понравилась несмотря на заезженную тему. Человек, подвергающийся насилию моральному и насилию физическому, с прогрессирующей шизофазией (как было уже отмечено комментаторами выше), жаждой мести и стремлением УБИВАТЬ всё, что не приколочено и всё, что движется, и в процессе постепенно пускается во все тяжкие.

Повествование держится хорошо, однако некоторые моменты, как мне кажется, описаны сумбурно и не так сильно раскрыты. Порой не успевал за автором, ибо некоторые моменты прям спешат куда-то, на ходу меняя динамику повествования с медленной на быструю. В сцене с побегом я вообще перестал понимать, что происходит. Что-то стреляет, что-то гремит, что-то булькает. Вот персонаж куда-то бежит, вот он ВНЕЗАПНО встречает своего обидчика, шастая по городу. Вот он уже у кого-то там оружие спёр, кто-то его атакует, какой-то монстр... А куда он сам делся - неясно... Сумбурно, очень сумбурно.

Однако! Также выше были подмечены беды с таймлайном. Последние главы вносят некую ясность, однако получается весьма странно. Вот например:
- Промежуток между главами "Реванш" и "Смотрящий" - ±6 лет (2007-2013). При всём при этом он жил бок о бок с другими людьми и вроде бы как (!) с ними ладил. И шиза даже пропала, не проявлялась. И тут рояль из кустов вылазит и БАЦ! - он их убивает. Почему? Зачем? За какие заслуги? А чёрт его знает.
- А вот между "Смотрящим" и "Ай" - 9 лет. 9 лет персонаж где-то проёбывался и с наибольшей вероятностью имел минимальный контакт с цивилизацией, от которого у него мозги могли вообще капитально поплыть.
И в принципе заметно то, что последние несколько глав написаны довольно... спешно. Если в начале-середине ты растекаешься мыслию по древу, старательно прописывая биографию персонажа, то конец (особенно последние три главы) спешит пройтись галопом по Европам и поскорее вкратце рассказать, чего там ещё у Дмитрия было интересненького. Понятно, конечно, с чем связана эта проблема, но всё же.

Если резюмировать, то работа мне очень даже понравилась. От и до слова автора в моей голове озвучивал непосредственно Хаски образца фильма "Люцифер". Аутентичненько. Безусловно, в работе есть некоторые неясные моменты и косяки, но они не сказать, чтобы сильно значительны (кроме тех, что выше описал Фербик).
Да и тем более - лично я не вижу времени спешить с дополнением (как произошло с последними тремя главами). Увидимся через годик, когда квента будет проверена. Шутка. Дело наверняка пойдёт побыстрее, ибо Онли ожил и демонстрирует признаки жизни.
Поставлю эту работу к себе на полочку как одну из лучших среди тех, которые я читал. Это воистину хорошо, очень даже хорошо.
Добра!

 

Прочитал полностью (наконец-то), мне все в целом зашло, у меня вопросов минимум. Да, есть вопросы с таймлайном, таймскипами, но у авторов ограниченное количество слов (пожалеем Онли) на, минуточку, десятилетия жизни героев. Где-то приходится урезать. Сейко осветил самый смак, важный для описанря образа героя, формирования его характера.

Не так уж и плохо, в общем, даже несмотря на то, что текст не всегда составлен приятно для глаза (по понятным причинам).

 

Доброго времени суток, уважаемые читатели!

И снова я с вами… Мне пришлось долго и нудно готовиться к тому, чтобы я оставил свою рецензию здесь. Она может показаться вам маленькой, это будет правильно. Многие «неофициальные» критики уже вынесли свои вердикты, с некоторыми из них я определенно соглашусь.
Тем не менее, перейдём непосредственно к оценке работы.

1) Стиль. - очень много уменьшительно-ласкающих слов. Настолько, что начинает казаться будто у автора нет и иных определений. Всячески пытаясь передать атмосферу некого уюта или же доброты сводится к однообразию и нежеланию это читать. Так или иначе, не серьёзный, однако косяк.

2) Местоимения. - почему персонаж Хаски? Ведь у него есть Крот, пес, Калашников, Дима. Столько имен у одного человека, что читателям запомнить достаточно сложно.
Эта путаница из всякой всячины заставляет задуматься о том факте, почему не стоило взять и дать единственное, нормальное прозвище? Идет ассоциация с Голумом, который на самом деле Смеагол, но даже у этого не было столько имен.

3) Логика. - я не бывалый на зоне, однако, то что я прочитал вызвало несколько вопросов. Во-первых, почему петуха на зоне не убили, а решили попусту опустить на этот беспредел взгляд? Далее, он каким-то образом выживает чудом же, в непонятной ситуации со взрывами. Казалось бы, обиженный физически и морально, резко крепчает духом, взяв автомат и принимается «сжигать тварь» налево и направо. Собственно, почему этого сыночка еще не прикончили вместе с папашей в начале отдельный вопрос, который скорее просто придирка и не более чем.

4) Объем - сам Димидрол писал, цитирую: «не менее 800 слов и не более 8000 слов». Да, это рекомендация. Так написал тебе Онли, но ведь это ему проверять.
А вследствие должно быть и осознание того, почему же ни я, ни Онли, не решились проверить полностью твою квенту как можно скорее. Количество играет не самую важную роль, однако, на все это уходит время и оценка становится менее точной. Я самолично прочитал лишь 60-70% от всего рассказа, романа… Ну и ну!

5) Тавтология. - её не так много, однако по тексту она появляется и заметно задевает мой взгляд. Рекомендую в целом переформировать текст, убрать лишнее (сократить хотя бы на тысячу слов). В завершении уменьшить количество абзацев в другом месте, а соотвественно в ином добавить их. Неправильное распределение отступлений не дает мне покоя.

Должен ли я сейчас что-то добавить еще, ради той цели, чтобы моя рецензия казалась длиннее? Определенно нет. Выше уже много кто высказался, даже, забрал мои мысли и решил их использовать в оценке. Спасибо, что облегчили эту проверку. Мой вердикт: ДОРАБОТКА. Как-то я увидел один комментарий по типу «Можно ли доверять рецензиям Vladimir_a, если у него все отказы?». Это ваш выбор, доверять мне или нет, я лишь пытаюсь помочь и помогаю тем, кто это хочет или кому это нужно. Добра.

 

Ужас. Почему я вообще решил оставить самые большие работы на конце, а? Это же нужно огромное количество времени на каждую выделять.

Если мы переходим непосредственно к тексту - мне понравилось. Отзывы нескольких личностей ранее внесли свои правки в сценарий и заставили автора заткнуть некоторые дыры, что было достаточно вовремя. Ибо несколько раз я дочитывал где-то до середины и бросал всё, не понимая о каких рублях и прочем идет речь.

Владорин ранее отметил наличие нескольких «кличек» у этого «пса» - меня это не смутило. Как и объем. Смог же дочитать, не умер.

Всё было достаточно логично и понятно, перетекая от позывного к позывному. Пожалуй, это тот редкий случай (на данный момент единственный), когда я дам свет жизни рейдера. Хотя концовка подвела, скудно вышел из бункера и пошел к Семнадцатому.

Не знаю что скажут выше, поглядим. Одобрено. Закрыто.